Читать «Гаспаров» онлайн - страница 20

Если в первых двух строфах поле зрения расширялось, то во вторых двух строфах оно суживается: сперва гиперболизированная четырьмя эпитетами «всемирная широта», потом прежний сельский пейзаж, в котором предгрозье переходит в грозу, потом кусок сада с ветками над плетнем, потом герой стихотворения. Первые две строфы расширяли мир до Бога, вторые сужают его до «я»: оба полюса этого мира теперь обозначены. Первые две строфы были статичны, вторые - динамичны, причем если поле зрения сужалось центростремительно, то движение направлено, по-видимому, цент-робежно: «стоны спасаются бегством» врассыпную, во все стороны, а капли дождя летят следом. Первые две строфы были насыщены

духотой и сухостью, здесь она стремительно переходит во влажность: в трех фразах сырость сгущается в пыли, но косые капли продолжают лететь, а в мокрых ветках опять шумит ветер: движение как будто передается от вихря дождю, а от дождя веткам.

Из 15 слов, употребленных в переносном значении (60%), 11 являются метафорами. Из них 4 по-прежнему окрашены семантикой болезненности: осиротелый и бессонный (т. е. одинокий и измученный), бледный, слепнуть (видимо, тот же образ капли, окутываемой пылью, что и в «пилюлях» первой строфы). Другие 4 вносят дополнительную семантику страха: в бегстве, с постов спасались бегством. Неожиданная военная конкретность «с постов» подсказана реальностью лета 1917 года, когда солдатское дезертирство стало массовым явлением; двумя стихотворениями раньше, в «Распаде», упоминался «дух солдатских бунтов». При некотором воображении это поможет осмыслить предыдущие образы болезненности как картину военного лазарета (замечание Ю.Л. Фрейдина) и придать дополнительный оттенок образу «железа». Независимы от этих семантических окрасок последние 3 метафорических слова -шел спор и зарывшись (с эллипсом обстоятельства: «в пыль»?). Метонимиями являются стоны (причинно-следственная смежность: «так тяжело, что хотелось стонать»), широта (вм. «пространство») и косые (капли, вм. их полета; может быть, соседняя семантика болезненности заставляет здесь ощущать оттенки «перекошенный» или «косоглазый»?). Наконец, гиперболой является слово всемирной.

Я чувствовал, он будет вечен, / Ужасный, говорящий сад. / Еще я с улицы за речью / Кустов и ставней - не замечен; // Заметят - некуда назад: / Навек, навек заговорят. «Ночь перестала быть душной и безмолвной, но осталась страшной. Герой отгорожен от нее окном, но если эта ограда исчезнет, он окажется необратимо втянут в этот трагический мир природы». - Из 17 знаменательных слов к реальной картине мира можно отнести 7: улица, ужасный сад, кусты и ставни, чувствовал, еще. На слова в переносных значениях остаются те же 60%.

Картина мира дорисована: сухой воспаленной неподвижностью она обращена к тому полюсу, на котором бредящий Бог, влажным засасывающим шевелением - к тому полюсу, на котором прячу-

щийся поэт. Предыдущий отрывок перекликался социальной темой со стихотворением «Распад», этот отрывок перекликается со стихотворением «Плачущий сад» («Ужасный! -Капнет и вслушается ...»), где герой тоже соприкасался с садом и уподоблялся ему, «готовый навзрыд». Поле зрения в стихотворении сперва расширялось от природы к Богу, потом сужалось от природы к герою, теперь оно расширяется от героя к природе: герой, перед ним окно, затем ставни, кусты, сад (плетень с мокрыми ветками) и улица, на которой только что пыльная сушь сменилась шумящим дождем. Точка зрения впервые становится личной, а позиция героя - показанной и потому уязвимой. Перекличка с метафорической темой предыдущего отрывка - герой, как дезертир, прячется и боится быть замеченным (замечание Ю.Л. Фрейдина); тонкий парадокс в том, что он находится в доме и боится взгляда от плетня, тогда как реального дезертира легче представить себе у плетня, прячущимся от дома.