Читать «Гайдук Станко» онлайн - страница 125

Янко Веселинович

Дренова Греда была тем самым местом, где сербские крестьяне спасались от неукротимых набегов турок, которые убивали всех подряд, не щадя даже стариков и малых детей.

Более ста семей собралось в этой лесной глухомани.

Ничто не сближает людей так, как общее горе. Тут уж нет места вражде. Все сердца бьются в едином ритме. Тут убеленный сединами дед, тут седая старушка мать. Поутру все целуют им руку.

Каждый взял с собой сколько мог: кто хлеба, кто мяса, кто какой другой снеди, кто одежонку, кто одеяло. И все делилось поровну.

С наступлением холодов старики позаботились о слабых.

Они делали шалаши и строили землянки. Они валили лес и рыли сырую землю. Женщины помогали им как могли. Старый Трчаг, негласный староста убежища, восклицал:

— Так, дети, так! Молодцы! Чья ты будешь, сношенька? — спросил он Елицу, которая, точно богатырь, тащила на себе тяжеленное бревно.

— Я из дома Алексы, — отвечала Елица.

— Жена Станко?

— Да.

— Дай бог тебе здоровья! Что хорошо — то хорошо. Сам хорош, и жена хорошая?..

Елица покраснела и пошла своей дорогой.

В одном конце пищат дети, в другом — охают да ахают старики.

Елица едва улучает минутку, чтоб приглядеть за Петрой. Старушке неможется, хотя никакого недуга у нее нет, просто подкосили ее годы и заботы, и она день ото дня тает, как снег под весенним солнцем.

— Как чувствуешь себя, мама?

— Ничего, доченька! Занимайся делом, обо мне не тревожься. А я уж за внуками пригляжу.

Елица подошла к детям:

— Ступайте к бабушке…

Дни проходили в работе. Вечером съедали скудный ужин и укладывались на сырую землю.

Наступила ночь. Нигде ни звука, лишь один сверчок таинственно поет свою песню, нагоняя на душу еще большую тоску.

Наработавшись за день, Елица спала как убитая. Вдруг Петра подняла голову и стала ее тормошить.

— Елица! Родная!

Елица открыла глаза и спросила спросонья:

— Это ты, мама?

— Да, золотко мое.

— Хочешь пить? Иль озябла? — И Елица сбросила с себя одеяло, чтоб покрыть ее.

— Нет, родная!

— Тебе худо?

Елица встала.

— Садись, дитя мое! Нет… Мне приснился плохой сон!

У Елицы сжалось сердце. Перед глазами у нее пронеслись и поля, и леса, и поле брани.

— Он тебе приснился? — спросила она дрожащим голосом.

— Да.

— Ну?

— Я видела не его, а Сурепа. Подошел он ко мне, положил руку на плечо и говорит: «Ты спишь себе спокойно, а твой сын лежит раненый!» Тут я проснулась…

В эту минуту послышался топот ног. Какие-то люди несли носилки.

Елица окаменела.

— Что это?.. Кто здесь? — спрашивала Петра.

Елица не могла вымолвить ни слова. Люди подходили все ближе. Вот один из них отделился от товарищей и подошел к Елице.

— Что делаешь, Ела? Мать жива?

Это был Станко.

Елица помертвела. Петра хотела было встать, но ноги не держали ее.

— Жива, родимый. Подойди ко мне, я хоть посмотрю на тебя!

Станко поцеловал ей руку.

— А это что?! — вскрикнула мать, показывая на его перевязанную руку.

— Пустяки, мать, ранен.

Лагерь стал просыпаться. Суреп пошел искать свою бабку Стойю.

— А кто на носилках?

— Заврзан… — ответил Станко. — Он тяжело ранен.

Явился Суреп с бабкой Стойей.

— Сюда, бабушка, сюда! Здесь раненые.