Читать «Вся проза в одном томе» онлайн - страница 94

В ней самой ничего не изменилось. Она даже стала ещё нежнее — быть может, подсознательно начиная чувствовать, что теряет меня. Я бы не сказал, что мне стало плохо с ней, что меня что-то в ней начало раздражать. Здесь лучше всего подойдёт лишь одно слово: скучно. Только на опыте, вдоволь насытившись тем и другим, я смог понять, что мне дороже и приятнее: искренняя и чистая любовь одной (пусть даже самой прекрасной) девушки — или калейдоскоп женских образов, проносящихся мимо меня так скоро, что я не помнил их лиц и имён. Нет, я слишком ещё был молод и жаждал свободы, перемен, водоворота впечатлений.

Одно время я даже увлёкся известными напитками. Я никогда не был особенно склонен к ним, однако выпить любил, хотя совсем не умел этого делать, быстро пьянел и в этом состоянии, как правило, отвратительно вёл себя с дамами, из-за чего не раз нарывался на неприятности. Я пил вовсе не от отчаяния. Не помню, чтобы я когда-нибудь пил от отчаяния, ибо вовсе его никогда не испытывал. Я пил всё от того же самого, чему не найду более подходящего синонима — от скуки.

(Не станете же Вы, милостивый государь, спорить с тем, что Ваш Христос тоже иногда закладывал за воротник? Вспомните Кану Галилейскую. Тем более что Он был плотник. Вы когда-нибудь видели, как плотник гуляет на свадьбе? Скажете, Он меру знал и от лишнего отказывался? А Вы сами-то когда-нибудь бывали на свадьбе? Разве там даст кто-нибудь отказаться, тем более плотнику? Даже если и смог бы — этакий плотник прослывёт невиданным чудаком и, пожалуй, изгоем станет в родном селе. К тому же, в вине-то Он разбирался. Лещёв, например, почти не пьёт — но потому-то и в выпивке ни черта не смыслит. А там такие слова: «всяк человек прежде доброе вино полагает, и егда упьются, тогда худшее: ты же соблюл еси доброе вино доселе». Выходит, сомелье-то Он был не хуже Ноя!)

Однако к делу. В те времена был у меня молодой компаньон по фамилии Щепилов. Был он редкий красавец и не просто любитель женского пола, а настоящий профессионал в этом деле, если можно так выразиться. Он не просто охотился на хорошеньких барышень, как это делаю я и миллионы других. Он подходил к этому со всей серьёзностью, словно к какой-то особой науке. Как-то я в шутку спросил его, уж не хочет ли он написать учебник по соблазнению или даже школу открыть — а он даже не понял, что я шутил, и за чистую монету принял. Хотя так и не набрал он учеников и не написал ничего про коллекционирование девичьих сердец — однако теорию под это дело подвёл дюже складную.

Поначалу всякий воспринимает подобные рассуждения с иронией, но Щепилов был человек увлечённый и погружённый в свою науку с головой. Ни тени шутки не было в его словах, когда он со всей научной грамотностью, языком Канта и Гегеля, доказывал, что овладеть можно абсолютно любой женщиной, независимо от её возраста, воспитания, сословной принадлежности, религиозных убеждений и даже силы любви к мужу, если таковой есть. Он убеждал в этом математически, не оставляя у слушателя ни малейших сомнений. И это работало, ибо хоть я и сам всегда был большой охотник до женского пола — даже я не мог никогда похвастаться такими успехами.