Читать «Вся проза в одном томе» онлайн - страница 363

Юрий Вячеславович Кудряшов

И действительно, любопытство прессы, не подпитываемое новыми фактами, быстро сошло на нет. Появились другие жертвы, и Шабунина все забыли, как забыли когда-то Виктора. Но от этого он только острее ощутил свою никчёмность и бесполезность. Острее, чем при жизни Виктора, он почувствовал себя его тенью. Он смотрел на себя в зеркало — и видел Виктора. Пытался играть — и получалось слабое подражание манере брата. Пробовал сочинять — и не мог нащупать собственный стиль, отойти хоть на шаг от стиля Виктора. Во всём, что он делал, он повторял Челестинского. С той лишь разницей, что Челестинский во всём его обошёл. И обошёл в том возрасте, в каком теперь был Иван.

Вновь и вновь проигрывая Тренодию Виктора на его роскошном белом рояле, Иван понимал, как далеко ему до этого уровня. Это правда, что за всю жизнь Виктор не написал ничего лучше этой короткой пьесы. Это правда, что вся его популярность держалась на ней одной. Однако он смог создать хотя бы одно сочинение такого уровня, а Иван ещё не создал ни одного и едва ли когда-нибудь сможет. Для него это была недосягаемая планка, непокоримая вершина, и он не знал даже, с какой стороны к ней подступиться, то и дело упираясь в тупик, обнаруживая предел собственных возможностей, барьер, через который он никак не мог перепрыгнуть, каким бы низким тот ни казался.

Иван понимал и то, что этим грандиозным прорывом Виктор был всецело обязан Тане. Его любовь к ней и её смерть вдохновили его на сочинение сей гениальной пьесы. Но то было совпадение обстоятельств, которое едва ли когда-нибудь могло повториться. А между тем, единственный смысл своей жизни Иван видел в сочинении музыки. И всё, что ему было нужно для совершения аналогичного прорыва — это невыносимое страдание, нестерпимая боль, из ряда вон выходящее потрясение. Вот простой и, похоже, единственный рецепт гениальности. Он был готов к этому, но не мог сам себе это устроить. Лишь судьба могла подкинуть похожий случай.

Но можно ли быть уверенным, что подобное непременно произойдёт? Можно ли ставить жизнь в зависимость от слепого фатума, ставить все карты на нечто неведомое и абстрактное, чего может никогда не случиться? Как же трудно жить после Виктора, понимая, что не можешь прожить, как он, но не можешь и по-другому! Если бы Иван мог повернуть время вспять и вернуться в день гибели своего мнимого отца — он предпочёл бы никогда не вскрывать тот ящик и не знать, что Михаил Ильич не был ему отцом; не знать, что где-то у него есть брат, никогда не ездить к нему, никогда не встречаться с ним — чтобы теперь это знание не давило на него, не сковывало его индивидуальность, не лишало его собственного лица.