Читать «Вся проза в одном томе» онлайн - страница 28

Осенью в одной драке Герману полоснули ножом по лицу. Боже, какая боль! А ведь это только начало! И вновь ему стыдно признать, что это первая сильная боль, которую он испытал в жизни. Глубокий косой шрам от правого уха до самого рта сделал его рябую бандитскую физиономию ещё более устрашающей. Ещё чуть больше уважения в криминальном мире — хотя что толку ему от этого уважения?

Зимой Герман получил ранение куда более страшное. Разрывная пуля насквозь пронзила его левую ладонь. Кисть была порвана в клочья, и её пришлось ампутировать. До конца жизни Герман обречён был ходить с силиконовым протезом вместо кисти. Чёрные кожаные перчатки делали его живую и мёртвую руки похожими друг на друга и стали финальным штрихом в образе конченого бандита. И вновь его самоуверенное: «Подумаешь, и не в таких передрягах бывал!» — за которым скрывалось: «Боже мой, два ранения за год — к чему бы это? Раньше я бы легко увернулся от ножа и пули! Что со мной? Я слабею? Или это и есть наказание?»

Однако шрам на щеке и силиконовая кисть словно раз и навсегда привязывали его к криминальному миру, в который он некогда так стремился. И у него уже не было выбора. Главное мужское качество — упорство — в итоге лишило его главного человеческого качества — права свободного выбора. В погоне за свободой он лишился её окончательно, став добровольным пленником собственного выбора, сделанного по глупости ещё в юности.

А что же женщины? Женщины его любили! Ведь шрамы и протезы украшают мужчину, особенно бандита! Но как это часто бывает, именно та женщина, которую любил он — не любила его. И оказалось, вся его хвалёная мужская сила, храбрость, решительность, упорство — ничего не способны поделать с тем, что женщина просто-напросто не хочет быть с ним. У неё, в отличие от него, был свободный выбор. Герман стеснялся признаться «браткам», что какая-то баба противится отдаться ему — поэтому никому о Свете не рассказывал. Света была его тайной — чем-то интимным, принадлежащим ему одному, хотя она никогда и не принадлежала ему.

— Почему я не нравлюсь тебе? — допекал он её глупыми вопросами. — Это из-за шрама? Или из-за руки? Может, просто из-за моего образа жизни? Или, может быть, твоя мать настроила тебя против меня?

— Нет, я просто тебя не люблю, — спокойно отвечала Света.

Такой ответ не требовал более никакой аргументации, но при этом разбивал в пух и прах всякую аргументацию с его стороны. А её мать и правда противилась их общению в какой бы то ни было форме, хотя сама Света была не против дружеских отношений. Весь из себя такой крутой, Герман не знал, как вести себя с женщиной, не умел ухаживать, не знал приличий и не ведал красивых слов. Утончённая Света физически не могла принять этого неотёсанного грубияна. Обещая золотые горы, украшения, платья и автомобили — он больше просил, чем давал.