Читать «Всходил кровавый Марс: по следам войны» онлайн - страница 268

Лев Наумович Войтоловский

— Потому что так хочется уполномоченному. Ему, главное, поскорей разгрузиться. Вы ведь понятия не имеете, что это за пакостное учреждение — Красный Крест. Присосались к нему разные сюсюкающие господа и рекламируют себя на каждом шагу.

— Так зачем же вас расплодили такую уйму?

— А уж об этом спросите уполномоченных. Вы не видали, как они живут? Какие автомобили в их распоряжении? Какая свита? Ну вот!

— А персоналом вы довольны?

— Персонал как персонал. Под стать всему ведомству и всей войне. Бестолковщина! По две недели не раскрываемся. А чуть развернёмся, наберём тяжёлых больных — хлоп! — надо немедленно эвакуировать или бросать на произвол судьбы.

— Разве у вас нет перевозочных средств?

— А у вас снаряды есть?

— Да ведь у вас одних автомобилей около десятка.

— Эх, коллега! А у вас нет автомобильных рот? Хорошо они работают? Вы думаете, это как в Германии: все автомобили одной фирмы? Запасные части одни и те же? Испортились два автомобиля — из них можно один годный сделать? У нас, слава тебе Господи, реквизировали один «жермен», один «грегуар», один «форд»... Сброд святой со всей Руси... Лопнула какая-нибудь мелочь — изволь в Петроград посылать чиниться или бросай автомобиль. А бросать нельзя — значит, тащи его за собой на лошадях.

..Говорит, волнуясь, старший ординатор 123-го госпиталя:

— А вот загляните в шатры, услышите и увидите! На площади за вокзалом разбиты большие палатки, в которых на голой земле, в грязи, пропитанной кровью, валяются раненые и больные. Все сбились в плотную кучу, из которой несутся раздирающие вопли. Выслушать, освидетельствовать каждого в отдельности нет никакой возможности. Санитары хватают первого попавшегося и тащат на перевязку. В перевязочной идёт спор между госпитальными и поездными врачами. Последние отбирают только легкораненых. Тяжелораненым и больным отказывают в приёме.

— Почему? Разве мест нет?

— Мест сколько угодно. Поезда уходят пустыми. А все-таки не берут. Это у них принцип такой — у поездных докторов. Ссылаются на какой-то приказ. Врут. Просто статистики портить не желают. К чему им тяжёлые больные? Ещё помрут!

— Куда же вы деваете своих больных?

— Ждём момента, когда начинают отступать. Тогда даётся приказ: немедленно погрузить всех больных. И мы, не спрашивая, сваливаем в одну кучу тифозных, холерных, рожистых, острый аппендицит. В поезд на пятьсот человек кладём семьсот, девятьсот, тысячу. Сколько придётся. А до того — хоть лопни! — поезда не берут. В Холме мы стояли в московских казармах, в четырёх верстах от вокзала. Был у нас случай острого аппендицита. Кое-как доставили его на вокзал. В поезде заявили: больного будет трясти в вагоне — и отослали обратно. В ту же ночь приказано было: немедленно вывезти всех больных. В нашем госпитале лежало двести десять тяжёлых, из которых двадцать скончалось, пока довезли их до вокзала. Из них — категорически утверждаю — пятнадцать могли бы быть спасены, если бы своевременно их эвакуировали.

— Ну, это вы, конечно, сгущаете краски.

— Сгущаю?! — раздражённо закричал доктор. — Вы на позициях ничего этого, конечно, не знаете. Вы имеете дело с поэзией войны. Вы слышите грохот пушек, видите кругом здоровых, крепких людей, которые идут драться за родину. А вот пожалуйте к нам после боя, когда солдат из боевой единицы превращается в госпитальную. Им сразу перестают интересоваться. В особенности, если это, не дай Бог, больной, а не раненый. Тогда он совершенно погиб. К раненому ещё подойдёт сестра, он ещё попадёт на поезд. И, доколе есть надежда возвратить его в строй, с ним кое-как ещё возятся. Но больной — это обречённый. На него смотрят как на обузу. Как на грязный комок мяса, который жрёт и испражняется.