Читать «Вольное царство. Государь всея Руси» онлайн - страница 133

– Чего же народ страшится?

– Бают, чаревну-де опутают. А иные бают, может, чаревна-то с обманом за государя идет, дабы ересь Исидорову на Руси сеять.

– Когда же царевна отъезжает из Новагорода?

– Чаревна поспешает к одиннадчатому ноябрю, дабы до Филиппова заговенья на Москве быть. Я их на три дня опередил. Владыка наш Феофил на том пред чаревной настаивал. На Руси-де постом не венчают. Не успеет, так до самого Рожества в девках на Москве просидит.

– Ишь борзо время-то бежит, – слегка изменившимся голосом проговорил государь, – значит, через один-два дни она сюды будет.

– Да, государь, – подтвердил Афанасий Братилов.

Вдруг сжалось от боли сердце великого князя, и привиделся ему ранний рассвет, и Дарьюшка, прощаясь, стоит, а он, государь, на коленях, в ногах ее плачет.

Закружилась голова его, и бледность покрыла щеки.

– Идите, – говорит он спокойно, – позову после.

Все вышли, и, когда затворилась дверь, Иван Васильевич беспомощно пал головой на стол и беззвучно зарыдал. Как в сказке многоцветной и радостной, среди цветов, под пение птиц в весенних рощах, замелькали хороводами в душе его дни любви их с Дарьюшкой, все на миг осветившие радостью и тут же утонувшие в горести неизбывной. Чуть вот сверкают еще где-то осколки радуги, поет еще где-то в сердце ликующая песнь о счастье, и вновь – тьма, холод и пустота кругом.

– Дарьюшка, свет мой солнечный, – шепчет Иван Васильевич. – Душа моя чистая…

Превозмогает боль нестерпимую он и, шатаясь на ослабших ногах, медленно идет вдоль покоев к окну.

Глава 12

Рука Рима

На Ераста, на все гораздого, ноября десятого, разыгралась метелица. За окнами жарко натопленных горниц с утра до обеда сыпал сплошной крупный снег. Пред самым же обедом, будто кто оборвал – прояснилось сразу, и не летит более ни одной снежинки. Все тучи развеялись, и блестит на солнце под синим небом чистый, ослепительно белый снег.

Великий князь, разговаривая с дьяком Курицыным и дворецким Данилой Константиновичем, подошел к окну и загляделся на яркие сверкания среди наступившей тишины.

– Чаю, – сказал он, обернувшись к собеседникам, – царевна-то и фрязины ее николи погоды такой не видали.

– У них, государь, – заметил дьяк Курицын, – круглый год лето. Снежок иногда бывает, да попадает немного и тут же тает, грязь токмо разводит, а красоты такой зимней знать не знают.

– Зато морозов наших тоже не ведают, – молвил, усмехнувшись, великий князь.

– Обыкнут, – сухо заметил Данила Константинович, – фрязины все похваляются: рай-де у них, а сами на Русь, как мухи на мед, летят.

Но государь переменил разговор, перейдя сразу, как всегда, на главные свои мысли.

– Папа-то, – произнес он медленно, – на Ерусалим нас подмануть хочет, а нам Москва-то дороже Ерусалима. Да и султан ныне нам дороже папы рымского, ведь нам побить надобно и Орду татарскую, и короля Казимира.

– Истинно, государь, – сказал дворецкий, – нечего нам соль в чужую кашу сыпать, когда своя несолена.

– Верно, Данилушка, – весело блеснув глазами, молвил Иван Васильевич. – О сем и господа новгородская разумеет, недаром она к латыньству тянется.