Читать «Влюбленный Вольтер» онлайн - страница 73

Нэнси Митфорд

По Утрехтскому миру 1713 года Бельгия от Испании перешла к Австрии. Ее история печальна. В течение многих веков она была полем битвы европейских держав. Каждый местный житель, носивший на плечах нечто похожее на голову, этого украшения непременно лишался. Безопаснее было не думать. И фламандцы занялись созданием материальных ценностей и перестройкой городов. Они не имели ни досуга, ни желания совершенствовать свой интеллект. Это была чуждая Вольтеру среда, и он горько жаловался. “Брюссель убивает воображение”. “Это колыбель невежества и тупого безразличия. Здесь нет ни одного пристойного печатника или гравера, не говоря уж о писателях... Это страна покорности”. Когда он давал ужин в честь Эмилии, то разослал приглашения от имени “гонца Утопии”, а потом выяснилось, что никто из его гостей не знает, с чем эту Утопию едят. Вольтер и Эмилия отправились погостить в Энгиен к герцогу д’Аренбергу, где в целом доме не было ни единой книги, кроме тех, что они с собой привезли. Однако хозяин (могущественный герцог) их очаровал, и великолепные сады тоже. Фридрих называл д’Аренберга развратным старикашкой и умолял Вольтера внушить герцогу, чтобы он не писал ему писем по-немецки. Фридриху все должны писать только по-французски. Кронпринц разделял мнение Вольтера о фламандцах, но говорил, что тот еще не видел немцев, свирепых, как звери, за которыми они гоняются. Однако в Берлине началось интеллектуальное пробуждение, на которое Фридрих возлагал большие надежды. “В зарослях крапивы уже распускаются редкие розы”.

Фридрих, поощряемый Вольтером и другими поверившими в него вольнодумцами, трудился тогда над своим “Анти-Макиавелли”. Он собирался опровергнуть циничные максимы итальянского врага человечества, глашатая сатаны, и доказать, что в интересах правителя — быть гуманным, честным и беспристрастным.

Он задумывал также дорогое художественное издание “Генриады” с иллюстрациями англичанина Пайна, прославившегося великолепным оформлением Горация. Однако Пайнова “Генриада” света так и не увидела, потому что Пайн в тот момент занимался иллюстрированием “Энеиды”. Фридрих заявил, что он должен ее бросить, потому что Вольтер более велик, чем Вергилий. Пайн с этим приговором, видимо, не согласился.

В августе Вольтер и мадам дю Шатле опять пустились в путь. На сей раз они направлялись в Париж, “город, о котором приходилось слышать много хорошего”. Вольтер писал своему “толстому котику”, мадам де Шамбонен, что, если она его спросит, зачем он туда едет, он ответит, что следует за Эмилией. А зачем едет Эмилия? Он не имеет понятия. Она утверждает, что это необходимо, а его судьба — верить ей, так же как повсюду за ней следовать. По дороге никаких развлечений. Они подобны деревенскому доктору, за которым присылают карету, а назад отправляют пешком. Вольтер накупил в Брюсселе картин для дворца Ламбера на шесть тысяч ливров. В таможенной декларации он оценил их в двести шестьдесят ливров, был уличен акцизным чиновником, и все картины были кофискованы.