Читать «Влюбленный Вольтер» онлайн - страница 32

Единственным критиком, которого Вольтер не причислял к “Дефонтенам”, был аббат Прево, автор “Манон Леско”, издатель литературного журнала “За и против”. Он не одобрял лишь его тонзуру (позор человечества) и бессребреничество. Если Дефонтен — литературный поденщик, Прево — человек. В том, что они пишут, ясно видна разность их натур. Один годен только на то, чтобы гоняться за маленькими мальчиками, другой создан для любви. Если когда-либо Вольтер сможет оказать ему услугу, он с радостью это сделает.

Не вынося критиков, “насекомых-однодневок”, Вольтер совсем иначе относился к публике. Он был убежден, что пьеса, не имеющая успеха, — плохая пьеса, книга, не пользующаяся спросом, — негодная книга. “Интересная пьеса никогда не проваливается”. В Париже, по его прикидкам, было около четырех тысяч просвещенных театралов, и он полагался на их приговор. В таком мнении Вольтера, конечно, поддерживало то, что все его книги буквально сметались с прилавков, а пьесы почти всегда шли с аншлагом.

В конце марта 1735 года, в основном благодаря усилиям мадам дю Шатле и Ришелье, Вольтеру было позволено вернуться в Париж. Шеф полиции, тоже его соученик по Луи ле Гран, прислал ему официальное разрешение и просил впредь вести себя посерьезнее. Вольтер выехал сразу, но то, что он нашел в столице, пришлось ему не по вкусу. Баловнем салонов стал Мо- пертюи. Герцоги, герцогини и просто хорошенькие женщины, все занялись наукой и становились в очередь, чтобы брать уроки у великого человека. Он постоянно крутился в Версале. Ньютон в переложении Мопертюи был теперь главным предметом разговоров. Высшее общество утверждало превосходство закона гравитации над картезианскими вихрями. Несмотря на всю видимую любовь и почтение к Мопертюи — “вечно вам преданный — глубоко вас чтящий” — он был явно раздосадован, когда увидел своего замечательного друга, окруженного таким вниманием.

В раздражении он писал Сидевилю: “Теперь они помешались на логике. Чувство, воображение и красота изгнаны. Литература погибает. Конечно, я не противник того, чтобы развивалась философия, но она не должна становиться тираном, попирающим все вокруг. У французов одна мода сменяет другую, чтобы в свою очередь пройти”. Эмилия восторженно приветствовала новое увлечение и говорила: “надеюсь, оно будет долгим”, но Вольтер в этот сомневался. Во всяком случае, у него было припасено кое-что такое, что хорошенько встряхнет всех этих глупых доморощенных философов; что опять прикует к нему взоры толпы, если он осмелится это напечатать; что приведет его в Бастилию, на сей раз навсегда, причем в самый мрачный каземат, далекий от великолепной столовой коменданта. Этой пороховой бочкой была “Орлеанская девственница”, которую лорд Морли назвал одной из возмутительнейших поэм в мире. Никакое другое свое детище Вольтер не пестовал с такой любовью. Он дополнял ее и совершенствовал много лет. Это сатирическая, местами граничащая с фарсом, поэма об Иоанне д’Арк, в которой религия, патриотизм, добродетель, мужество, сама Дева и большинство Вольтеровых друзей превращены в посмешище. Вольтер считал ее просто уморительной. Когда на него нападало уныние, он запирался и читал “Орлеанскую девственницу”, что неизменно вызывало у него приступы веселья.