Читать «Влас Дорошевич. Судьба фельетониста» онлайн - страница 337

Семен Владимирович Букчин

«Он не любил „Нового времени“, но „старика Суворина“ любил глубоко и сильно». Впрочем, старого журналиста взволновало не только это дорогое для него признание. Несомненно расчувствовавшемуся, ему многое захотелось объяснить… Он оставил себе черновик этого важного для него письма. И только поэтому у нас есть возможность прочитать его.

«Многоуважаемый Влас Михайлович!

Очень Вам благодарен, что Вы сказали, что Чехов любил меня и что я любил Чехова. Я любил его как человека больше, чем как писателя. Он был мне родня по душе, по происхождению.<…> Я считаю себя очень русским человеком, с его добрыми нравами и пороками. Я не бунтовал, но я давал все то, что мог давать, и я горжусь не только как журналист, но и как издатель, потому что я издал множество хороших книг и ни одной пошлой.

Я Вашей статьи, вероятно, не прочел бы — вечером сейчас сказал Беляев, развернул пачку московских газет и прочел место вслух. А я ему сказал: Зачем Дорошевич припевает: „Много грехов на журнальной совести Суворина“? А на Вашей — нет? Ведь Вы даже не бунтовщик, никакой не бунтовщик. И Чехов, и Вы, и я прежде всего юмористы, а юмористы не бунтовщики.

А Чехов был еще художник — это его большое преимущество перед нами. Но и художник не бунтовщик. Чехов мне говорил, что я очень хорошо пишу либерально и совсем плохо пишу, когда пишу консервативно. Но я имею основания думать, что больше написал либерального, чем консервативного, а и когда писал консервативное, так для того, чтобы очищать жизнь для либерального. На мое несчастье, я не дурак и не имею ни малейшего желания, чтобы меня слопали дураки и спасители отечества.

Чехов со мной был чрезвычайно искренен, но он мне никогда не говорил, что без „Нового времени“ я сделал бы больше и что это моя ошибка издавать „Новое время“. Ничуть не ошибка. <…> Я погиб бы без своей газеты, и Некрасов, который тоже меня любил и подбивал на газету настойчиво, хорошо это понимал.

Вы говорите, что Чехов мне обязан с денежной стороны. Это вздор. Я ему обязан и он мне обязан, мы обязаны друг другу, потому что мы были родня по душе. Я давал ему свои знания литературные, особенно по иностранной литературе, свой опыт, иногда советы, а он „молодил“ мою душу, как я выразился. Этого ничем и никогда я не мог бы купить <…> Чехов не осуждал политическую программу „Нового времени“, но сердито спорил со мной об евреях и о Дрейфусе и еще об одном человеке, очень близком к „Новому времени“. Во всяком случае, если „Новое время“ помогло Чехову стать на ноги, то значит хорошо, что „Новое время“ существовало. Когда я умру, авось найдут за мной кое-что еще. Но я серьезно не могу понять, почему, например, „Русское слово“ либеральнее „Нового времени“? Потому что оно его ругает? Я гораздо больше литератор, юморист, чем политик. Это зависит от дарования и воспитания моего.

Ваш коллега Амфитеатров, автобиографию которого я читал сейчас в словаре Венгерова, Вы думаете, не обязан „Новому времени“? Если бы Вы вступили в „Новое время“, когда Вас выслали из Петербурга после статьи в „Петербургской газете“, Вы бы не выросли тотчас же? Вы выросли позже, в „России“. Я думаю, что „Новое время“ явление нужное, полезное и естественное, и так как я его превосходно знаю, мог бы это доказать. Я превосходно знаю его слабые стороны, но исправить этого не мог. Оно имеет печать моей личности, а выше себя не прыгнешь. А если Чехов меня любил, то любил за что-нибудь серьезное, гораздо более серьезное, чем деньги.

Извините за мое маранье, трудно читаемое. Будьте здоровы.

Преданный вам А. Суворин».