Читать «Влас Дорошевич. Судьба фельетониста» онлайн - страница 206
Семен Владимирович Букчин
Может ли стать религия духовной опорой человека на Сахалине? Увы — традиционные религиозные ценности терпят крах в мире насилия и разврата. Каторга считает проявление религиозного чувства «слабостью». И если религиозность и могла проявиться здесь, то только «в виде протеста», «ярко, страстно, горячо, фанатически», как в секте «православно верующих христиан». Характерно, что секта эта явление «чисто сахалинского происхождения». Пускай и совсем небольшая, но часть исстрадавшихся, изверившихся каторжан пришла к «своей вере», к «своему Христу». Как бы ни относиться к сектантству, нельзя не видеть в этом сахалинском «братстве» стремление сохранить душу живу, искру Божию в мире плетей, розог, непосильного труда, невероятных унижений человека. Эта нота звучит, когда Дорошевич передает свою беседу с главой сахалинских «православно верующих христиан» Тихоном Белоножкиным, пожелавшим журналисту: «Масла вы в лампадку набрали много. Зажгите ее, чтобы свет был людям. А то зачем и масло?» Воплощением стоического и одновременно долготерпеливого типа русского человека, способного вытерпеть любые страдания и сохранить такие качества как доброта, благожелательность, трудолюбие, предстает «дедушка русской каторги» Матвей Васильевич Соколов, отбывший 50 лет «чистой каторги» и получивший за это время 10 ударов кнута, тысячи ударов плетьми и палками и бессчетное число розог.
Блуждая по кругам «каторжного ада», Дорошевич, естественно, проявил особое внимание к уголовным знаменитостям того времени, таким, как убийцы Полуляхов и Викторов, бандит Пазульский, легендарная воровка Софья Блювпггейн (Сонька Золотая Ручка), баронесса Геймбрук, бывший офицер Карл Ландсберг. Посвященные им очерки дали повод для утверждений, что, дескать, Дорошевич поехал на Сахалин за «зарисовкой сенсационных уголовных случаев, таинственных „героев“ нашумевших процессов, авантюрных историй…», что его «главным образом интересовали герои шумных сенсационных процессов». Соответственно в его книге «много места уделено описаниям похождений известной в свое время аферистки Соньки Золотой Ручки, подробно рассказывается о преступлениях высокопоставленных в прошлом лиц — баронессы-поджигательницы и гвардейского офицера-убийцы, с которыми встретился автор на Сахалине». В полном соответствии с принятым в советском литературоведении отношением к подобной «буржуазной тематике» то обстоятельство, что Чехов «до нескольких строк» сжал биографию «известной авантюристки Соньки Золотой Ручки», даже не назвал в книге фамилии «каторжной модистки» О. В. Геймбрук, попавшей в каторгу за поджог, обозначил «лишь одной первой буквой фамилию „светского убийцы“ — офицера К. Х. Ландсберга», «не включил <…> сведений и о некоторых других шумных уголовных делах, о которых он узнал на Сахалине», преподносится, по контрасту с книгой Дорошевича, как свидетельство того, что внимание великого писателя «было направлено не на исключительное, а на обычное, характерное». В общем, «Чехова не увлекла, не соблазнила занимательность биографий и сенсационность проступков отдельных каторжан (Сонька Золотая Ручка и др.), как это случилось с журналистом В. М. Дорошевичем».