Читать «Виллет» онлайн - страница 344

Шарлотта Бронте

Не думайте, однако, будто огонь моей души горел, питаясь лишь завещанной надеждой и прощальными обетами. Мне щедро и в изобилии поставлялось топливо, так что я была избавлена от озноба и холода. Я не боялась, что пламя погаснет, меня не терзали муки неизвестности. С каждым кораблем он отправлял мне письма; он писал так, как привык дарить и любить, — щедро, от полноты сердца. Он писал, потому что ему нравилось писать; он ничего не сокращал, не перебеливал, не вымарывал. Он садился, брал перо и бумагу, потому что любил Люси и ему многое надо было ей сказать, потому что он был верен и заботлив, нежен и честен. Ни притворства, ни пустой болтовни, ни раздутого воображения не было в этих посланиях. Никогда не пытался он извиняться, не прибегал к трусливым уловкам; он не бросал камень и не оправдывал, не бичевал и не разочаровывал; письма его были истинной пищей разуму и сердцу, которая насыщала живой водой, утоляла жажду.

Была ли я благодарна ему? Думаю, каждый, о ком так заботятся, кого так поддерживают, кому помогают с таким постоянством, не может не быть благодарен за это до гробовой доски.

Преданный своей религии (те, кто с легкостью становится отступником, скроены совсем иначе), он оставил мне мою веру. Он не дразнил и не испытывал меня. Он говорил: «Оставайтесь протестанткой. Милая моя англичанка-пуританочка, я в вас люблю и ваш протестантизм. Я признаю его строгое очарование. Кое-что в обычаях ваших мне не подходит, но для моей Люси эта вера единственная». Сам Папа Римский не превратил бы его в ханжу, все силы католичества не сделали бы из него подлинного иезуита. Он родился честным, а не лживым, чистосердечным, а не лукавым — свободный человек, не раб. Тонкость натуры делала его податливым в руках священника; пристрастие, преданность, истовая увлеченность часто застили его взор, заставляли забывать о справедливости и служить чужим коварным и себялюбивым целям. Но недостатки эти столь редко встречаются и так дорого обходятся обладателю, что едва ли не будут признаны когда-нибудь драгоценнейшими достоинствами.

И вот три года минули; вскоре должен был воротиться мосье Эмануэль. Сейчас в разгаре осень, но я знала: еще до ноябрьских туманов он будет со мной. Школа моя процветает, дом подготовлен к его возвращению. Я устроила для него библиотеку, заставила полки книгами, какие он сам купил до отъезда; из любви к нему (сама я не питаю страсти к садоводству) я ухаживала за его любимыми растениями, и некоторые из них как раз теперь цветут. Когда он уезжал, я думала, что люблю его; сейчас это любовь иная — он стал мне еще родней.

Прошло равноденствие; дни делаются короче, вянет листва; а он — он скоро приедет.