Читать «Вечное небо казахов» онлайн - страница 24

Зира Наурзбаева

В казахской мифологии присутствуют самые разные аспекты символизма змеи. Как показывает С. Кондыбай, в исконно тюркском фольклоре в связи с сохранявшимися тотемными представлениями преобладают позитивные аспекты этого символизма. Так, например, в эпосе «Сорок крымских батыров» аруах – дух батыра предстает в виде двуглавого крылатого дракона. Если учесть фонетическую связь «жыл» («год») и «жылан» («змея»), можно говорить о символизме годового цикла. О видоизмененности Бапы-хана в фольклоре ничего не говорится, он является царем нижнего мира, то есть его образ можно было бы соотнести с символизмом воды и нижнего мира. Но в его образе наличествует и более высокий символизм: это проявляется не только в его мудрости и знаниях. В «Жылан ?абы?ты жігіт» описываются подданные Бапы-хана – змеи, имеющие самый разный облик, в том числе и многоглавые, и крылатые. То есть в образе Бапы-хана явно присутствует символизм Творца.

В австралийской мифологии Змея-Радуга, спускаясь с небес, порождает формы плотного мира. Этот символизм не столь уж экзотичен, он был широко распространен и в Евразии. В исламе и каббале змея символизирует Божественное присутствие («сакинах» – араб., «шекина» – иуд.), она указывает путь Аврааму, сворачивается в кольцо (отсюда казахское «сакина») вокруг места будущей Каабы . Пророческая миссия Мусы-Моисея подтверждается превращением его посоха в змею. Устойчивым является символизм посоха – оси мира, сравнимый с символизмом креста. Изображениями змеи, обвивающейся вокруг оси мира или креста, а то и заменяющей ось мира, изобилует гностическая литература древности, алхимические трактаты средневековой Европы. У неоплатоников «…змей не противопоставляется Господу, являясь лишь оболочкой его к земле посылаемой милости» .

Гностическая секта офитов поклонялась змее. Согласно их доктрине Сын-Логос-Змей циркулирует между Богом-Отцом и материей, привнося в материю идеи, готовые формы Отца и возвращая к Отцу тех, кто пробудился, вновь обрел черты Отца. Существует германская монета XVII века, где вместо Христа изображен взбирающийся по кресту Змей. Таким образом, существовала устойчивая традиция рассматривать змею как символ Божественного присутствия-милости, нисходящего от Творца к миру потока энергий и форм, а иногда и как обратного восходящего потока. Там, где материальное, проявленное существование, природа оценивались позитивно, как Божественное проявление, змей почитается как символ божественной жизни, энергии.

В отличных от офитов сектах гностицизма, где змея трактуется крайне негативно как символ материального тела, плотского существования, Божественный дух видится как находящийся в плену душевно-телесного существования, в темнице змея. Возвращаясь к рассмотрению казахской мифологии, необходимо отметить, что Бапы-хан лишь дважды глотает и изрыгает человека, то есть дает ему две свои кожи – доспехи и оружие. «Если я проглочу тебя в третий раз, то твое тело и душа станут железными», – объясняет Бапы-хан человеку. Учитывая символику змея, изначальную версию этого мифа можно изложить так: человеку от Всевышнего дан дух, который он и должен сохранить. Змея же дарует человеку душу и тело, необходимые для жизни в материальном мире, мире плотных форм. Объяснение казахской сказки через гностическую символику может показаться натянутым. Однако гностицизм, пусть в крайне заостренной форме, передает некую общую традицию, при этом уже в историческое время сосуществовавшую с тенгрианством. Найденные археологами в Восточном Туркестане гностические книги на древнеуйгурском, сравнение гностического символизма с дошедшей до нас устной традицией делает подобное сопоставление вполне логичным. Например, в гностической традиции распространено представление о божественной, трансцендентной самости, духовном «Я», сохраняющемся в Высшем мире, пока эмпирическая душа трудится в этом мире. Часто это высшее «Я» описывается как «Дева, подобная душе истинной» (мандейский текст) или «религиозная совесть в виде невинной девицы» (Авеста) . Этот символизм девы – нареченной невесты сохранился до ХХ века в казахской эзотерической традиции толкования эпоса .