Читать «Весь свет» онлайн - страница 122

29 марта 1962 года он отправляется на Кубу изучать кинематографию. Нам немного известно об этих днях — лишь то, о чем он сам рассказал в письмах. Чувствуется, что энтузиазм переполняет его. Единственное, что его печалит, отсутствие писем от родных и друзей: порою цензура глухой стеной вырастает между ними. Письма к матери исполнены нежности. Хавьер словно хочет обнять всех сразу, особенно младшего брата Густавито, которого так любит. Отцу он пишет реже и всегда с неподдельным уважением и любовью. Вспоминается письмо, отправленное из Гаваны 16 мая 1962 года:

«Я чувствую, как с каждым днем все больше похожу на тебя, и все мои дела — это продолжение дел, которые ты хотел и не мог осуществить. Я знаю, ты вырастил меня не для того, чтобы я стал богатым (хотя ты и был намного беднее, чем я), а чтобы я был честным и здравомыслящим, и я думаю, что я теперь здраво мыслю и честен перед самим собой, и это самое главное. Неважно, что испытываю я и что чувствуешь ты в нашей разлуке. Наши страдания не должны препятствовать ходу жизни. Я знаю, твои идеалы противоположны моим, но может ли это быть препятствием к нашей нежности? Никогда».

Факсимиле стихов, посвященных младшему брату Густавито.

Уже год, как он в отъезде, и вдруг Лиму облетает весть. Перу содрогается — Хавьер Эро мертв! Убит в Пуэрто-Мальдонадо! Был бойцом партизанского отряда!.. Случилось это 15 мая 1963 года «среди птиц и деревьев» латиноамериканской осенью, как он и предсказывал не раз в своих стихотворениях. С огромной раной в груди от варварских пуль «дум-дум», безоружный на лодке-каноэ, посреди реки Мадре-де-Дьос, он погиб стоя, вглядываясь в будущее, достойное его народа. Хавьер — «вечный поток счастья» — превратился в горестный поток любви и страданий, перемешал свои чистые воды с мутными водами смерти.

Поэт перестал быть человеком, чтобы стать мифом. Он лихорадочно пожинал колосья жизни, чтобы обрушить на нас поток чистых поэтических зерен, зерен самопожертвования и нежности. Один из товарищей, кто был с ним тогда, рассказывает: «В тот год разлуки с родиной он заметно вырос — его рост стал приблизительно метр девяносто два. Высокий и сильный, с широкой атлетической спиной, он всех нас превосходил физически и своей неистощимой энергией. Он проходил сельву шагами Прометея, помогал слабым. Я вспоминаю, как он тащил, почти на весу, одного из наших, повредившего лодыжку. Вот так во всем и всегда он был впереди, прорубал просеки, по которым мы шли. Он был мягок и доверчив, и одновременно силен. В ту пору он хотел написать песни, «которые бы пел народ». Он хотел дойти до всех, «затопить дома и сердца» своим словом.

Мы вспоминаем его лицо: высокий чистый лоб, озаренный благородством. Зеленые глаза, источавшие затаенную нежность, поразительная зрелость. Мягкая лукавая улыбка. Упрямая твердость подбородка. И беглая тень печали, исходившая даже от его улыбки.