Читать «Весенняя пора» онлайн - страница 147

Николай Егорович Мординов

Широкая долина огласилась стонами и рыданиями.

На опушке развели огромные костры из сухих бревен, заготовленных кем-то для постройки нового дома. К чему теперь жалеть добро!

До самых небес взвились огненные языки. Вскоре занялись молодые лиственницы и сосны, от чрезмерного жара хвоя с них осыпалась пеплом. Люди закричали, того и гляди вспыхнут юрты. Где-то визжали собаки, мычала скотина.

Поднялась суматоха…

Толпа бросилась к соседнему озерку. Таскали воду берестяными ведрами, чайниками, даже картузами. Но пламя взметало воду к небу и разгоралось все сильнее. Тогда мужчины вооружились кольями и стали откатывать горящие бревна в озерко. Бревна шипели и дымились, разгребая черную воду огнем, точно веслами, и наконец потухали.

Народ немного утих, но не успокоился.

У кого-то за бесценок была куплена яловая жирная корова. Ее тут же ударили топором по лбу, быстро освежевали, разделали и укрепили над костром котлы с мясом. Все совершалось как-то поспешно, лихорадочно, в полном смятении.

В толпе слышались возмущенные голоса:

— Сын такого-то бая освободился… Зять такого-то тойона спасся…

Потом ропот стал еще более явственным:

— Почему забирают только бедных людей?

— Убежать бы надо! Чтобы в день отправки никого не нашли! — раздался в толпе сильный молодой голос.

— Это кто? Кто это там разоряется?

Князь Сыгаев, поп и несколько знатных стариков всматривались в толпу, прикрыв глаза ладонями.

— Ох, доиграются! У царя руки длинные, у закона глаза зоркие! Да кто же это там шумит?

— Это я! Я говорю! — и из толпы выскочил высокий, стройный Афанас Матвеев. — Пусть ваш длиннорукий царь сам за себя воюет, а мы не желаем за него да за буржуев кровь проливать!

— Составить протокол на него! Где Никуша? — засуетился князь. — Занести в протокол слова этого бунтовщика! Слышите, вы все будете свидетелями…

— Слышим! — кричали отовсюду. — Нам война царская не нужна! Не пойдем! Ты сам иди помогать своему царю.

Князь со своими приближенными молча отошел в сторону.

Самые сокровенные думы были высказаны здесь, самые затаенные чувства вырвались в ту ночь наружу. Тихие девушки, в обычное время кроткие и смиренные — кажется, пройдут такие по земле и травинки не пригнут, — открыто выражали свой гнев и, не стесняясь, оплакивали милых. Поблескивая серебряными украшениями, плавно, как лебедушки, приближались они к растерявшимся молодым людям и с рыданиями бросались им на шею.

Взволнованный Дмитрий Эрдэлир властно отстранил рукой старого Боллорутту, а сам остановился перед Майыс, не в силах вымолвить ни слова, беззвучно хватая ртом воздух.

Кажется, только одна Майыс пребывала в ледяном спокойствии. Она безучастно глядела своими немигающими карими глазами куда-то вдаль, поверх Эрдэлира, поверх толпы. Но вот что-то промелькнуло в ее лице, и она заговорила:

— Знай, Дмитрий: у меня всегда на душе светлело и дышалось свободнее, когда я вспоминала, что ты живешь близко и, может быть, тоже думаешь обо мне. А сейчас ты для меня… сейчас… Ну, давай простимся.

Бережно, как маленького, взяла она Эрдэлира обеими ладонями за лицо и смело поцеловала его в губы.