Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 149

Драгослав Михайлович

«Ладно, — говорит, — поговорим как-нибудь. Успеется».

И снова, значит, молчим. Шуршит газета, гомонят люди, что других больных навестить пришли. Палата полна-полнехонька.

Но ведь надобно мне его расспросить. Вижу я, каково ему, как он себя обирает. Это уж верная примета.

«Миса, — говорю я ему, — слушай, а ты ничё такого не чуешь?»

Он поглядел на меня поверх газеты. И хитро так улыбнулся.

«Ты о чем это?»

Ну как ему скажешь?

«Ну, не знаю, — говорю. — Может, предчувствия у тебя какие есть, что ли, чтоб знать, чего нам ожидать».

Он все в газету глядит. Глаз не подымает. И сперва промолчал, а там и говорит.

«Чую, — говорит. — И понимаю. — И давай быстро-быстро страницы переворачивать. Газета шуршит промеж нас, ничё через ее не слыхать. — А ты посиди да помолчи. Я почитать хочу».

Ладно.

Сижу молчу. Он себе читает, будто, окромя его, в палате никого нет. Будто мы кажный день вместе и вовек расставаться не собираемся.

«Слушай, Миса, — говорю я, — ежели ты и дальше думаешь газету читать, может, я тогда пойду?»

«Нет, — говорит, — не уходи!»

«Говорить ты со мной не хочешь, чего мне тут сидеть?»

Он все глаз с газеты не спускает.

«Дак ведь мы ж разговариваем!»

Ладно. Опять молчу. Прибрала у его на тумбочке.

Покончила с этим делом. Снова сижу, на его смотрю.

Руки у его совсем никудышные стали. Высохли, тонкие и будто восковые, будто в жилах кровь уж и не текет. И трясутся сильно так, аж газета дрожит.

«Миса, — снова я свое гну. — Почему ты домой не хочешь? Я бы за тобой ходила, ублажала бы тебя по-всякому».

«Как бы ты за мной, за таким, ходила? Как бы ты повезла меня, такого желтушного? Они сперва должны меня от желтухи вылечить».

Похоже, это было последнее, что я от его услыхала. Не помню, говорили ли мы ишо о чем или нет.

Он снова взялся за газету и читал, читал, читал, до самых четырех часов, когда нас выгонять стали.

Собрала я потихоньку свои вещи, сложила их в чумоданчик. Сунула туда и кой-какие свои склянки, что у его были. Пора уходить.

Встала я.

И, правду тебе скажу, хотелось мне поцеловать его. Ведь, может, это был последний случай. Да в палате людей полно: неловко мне показалось. Может, и он бы застеснялся.

«Ну, Миса, — спрашиваю, — как скажешь, приезжать мне в воскресенье?»

«Конешно, — отвечает. — Ежели сможешь. Но ты сама смотри. А коли что, ты, Петрия, по миру не пойдешь. Я пензию и на себя, и на тебя заработал».

«Я, Миса, об этом не хочу думать. Прощай, Миса!»

«Прощай, Петрия», — говорит он мне.

Хотела я ему ишо чтой-то сказать.

Хотела я ему сказать, что мне с им хорошо было, что мил он был мому сердцу и все худое, что было промеж нас, я давно позабыла. И попросить, чтоб и он забыл худое.

Но ничё не сумела я сказать.

Потихоньку собралась и пошла.

Выхожу из больницы, ничё не вижу, ничё не слышу, ровно одна в цельном свете. Схожу по ступенькам как слепая, впору шею сломать. А уж как вышла во двор, глянула ненароком на Мисино окно. Господи, а он там стоит!

Странно мне показалось. Остановилась и я.

Он стоит, хмурый такой, и смотрит на меня. Не улыбнется и не скажешь, чтоб слезы видны были. И рукой никакого знака не подает. Стоит, подперся, видать, костылем и глазищами то ль испуганно, то ль хмуро смотрит на меня.