Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 150

Почудилось мне, что хочет он мне чтой-то крикнуть. Ан нет, стоит просто и молчит. Повернулась я и побрела своей дорогой.

Да и я хороша, не сумела ни улыбнуться ему, ни рукой махнуть.

Так вот мы и расстались с Мисой моим.

Расстались, как много разов допрежь того расставались, будто не сумлевались, что расстаемся не последний раз, что ишо наглядимся друг на дружку вволю. А вышло — при жизни боле и не довелось свидеться.

Смерть-разлучница живых вовек не сводит.

ТРЕТЬЯ ЧАСТЬ

1

На третий день, как вернулась я из Белграда, почтальон Стоян принес телеграмму: Миса умер. Я ишо прикидывала, как домой его взять, а черная весть уж за мной пустилась, догнала и чуть ли не перегнала.

Считай, сотню раз видала я на своем веку, как люди помирали, знаю, что за пакостный норов у смерти. Нет на свете ничё ее гаже. Она так тебя изукрасит, каким ты отродясь и не был. Так обрядит, что родная мать не узнает, ровно ты на рождество в ряженые собрался и лицо дерьмом каким вымарал. Она тебя так оскалит, так скоробит, а глаза так заведет, что никто никогда и признать тебя не признает.

Иной раз слышишь: легко помер, все равно как заснул. Я такого, правду тебе сказать, не видала. Я видала другое: как люди перед смертью хужее последней собаки мучатся, как живьем разлагаются, как мясо с кожей ремнями слазит, как все нутро гниет, кишки заворачиваются и, точно тонкие оборы, рвутся, а люди от нещадной боли вопят и стонут, кляня то смерть, то жисть.

И когда дойдет дело до этого и видишь уж, что живьем распадаешься в муках страшенных, от которых разум мутится, что отовсюдова смрад и нечисть из тебя прут, и, пущай ты вчера ходил высокий да ладный и смотрел людям прямо в глаза, теперича тебе от этой боли безмерной и смрада неописуемого, от униженья великого впору руки на себя наложить. Чтоб разом покончить с мученьями и срамом нестерпимым. Но и это тебе уж не под силу. Одно и остается — ждать, покуда в муках, страданьях да униженьи на тебе, как на дереве в горах, последняя ветка, последний листок не опадет. Тогда токо позволено тебе будет закрыть глаза и упокоиться.

Может, и Миса хотел от этого уйти, чтоб не показываться мне в свой последний час. Может, он этого боялся, когда не хотел домой ворочаться. Токо вот не могу я в толк взять, чего ему было меня стыдиться? Ведь сколько лет вместе прожито! Ведь когда и здоровые были, чего токо не видели!

Я бы уж его обихаживала, все б желания его исполняла, изо всех бы сил старалась утешить его, смерть ему облегчить. У меня для его завсегда теплая рука была; когда его дома боли одолевали, я ему спину поглаживала; он успокаивался, и боль отпускала. Я возле его была и тогда, когда он от муки себя не помнил. Голову его положу на колени и в волосах потихоньку ищусь, ему и легче. И чего он домой не захотел? Ведь ему дома лучше было бы!

На руках бы у меня и дух испустил, и свечу бы ему, как господь бог повелел, в нужный час запалила, чтоб душа его страдалица не плутала и не ковыляла в темноте да по бездорожью, а сразу на правильный путь вышла — к ангелу, что примет ее в свои ласковые руки, где она наконец отдохнет.