Читать «Венок Петрии» онлайн - страница 147
Драгослав Михайлович
И как же это такое может быть, спрашиваю я себя, чтоб человек вдруг взял и сгинул навеки? Был с тобой много лет, под одной крышей жили, в одной постели спали, вместе хлеб жевали, всякий день разговоры разговаривали, и оплеухи, бывало, от его получала, зато и на ласки не скупился, и, пожалуйте, оглянуться не успеешь, а его и нет. И ведь он сам давеча в окошко сказал, что хорошо себя чувствует. Он-то уж должон бы знать про себя, худо ему иль нет, пришла ему пора помирать иль нет.
По силе возможности я пока деньги собираю, продаю, что есть на продажу и что могу продать.
Почитай всех курей продала, на базар по одной выносила, оставила на развод, и все. Было у нас припасено две или три сотни кирпича — хотели хлев сложить, и его продала. Цемент лежал, тоже продала. У брата Радойко в деревне доски хранились, и их продала. С испольщиком рядимся, чтоб он землю мою купил.
А все равно в душе надеюсь, что, может, и обойдется.
Пущай, думаю, все будет готово, чтоб врасплох не застало, но, даст бог, деньги и не понадобятся. Сколько людей болеют и ничё, поправляются. Каких токо знамений не было, но не все же подряд сбываются! А ежели и сбываются, дак, бывает, и не сразу, а когда-нибудь потом, когда время пройдет.
И доктора иной раз ошибаются, скажут, считанные дни остались, глядишь, а больной встает с постели и к жене: «Что у нас сегодня на обед?»
Оченно уж это, брат, страшно сразу в такое поверить. Потому и надеешься, хочь и обманываешь себя.
И без обману, видать не проживешь. И обман, выходит, нужон людям.
19
Кончилась черная оспа. Поумирали те, кому суждено было помереть, остальные зажили так, как и допрежь того жили.
Разрешили снова людям в больницы ходить, родных навещать.
И я собралась, поехала. Помнится, прямо с первым поездом и поехала.
Приехала.
Муж мой, бедняга, пожелтел весь. И вроде и сам уж готовится — видать, понял, к чему дело идет.
И чего-то даже стыдиться начал.
Должно, пужает она его, глаза аж на лоб выкатил, такие глаза у одних смертников бывают. А как взглянет на тебя, окромя страха, видишь в их и тоску и стыд что ли, кабыть, он сказать хочет: ты вот смеешься и радуешься, что живешь на свете, господь дарит тебя всеми своими милостями и жисть, на тебя глядючи, тоже радуется; а я уж ничё этого не могу и ничё у меня теперича нету, смертушка моя уж за спиной стоит, до времени пришла; но и того ей, видать, мало, изукрасила меня, будто дерьмом вымазала, без нужды перед тобой и людьми унизила, потому пущай уж скорей приходит, пущай по ее будет, видать, я ничё другого и не заслужил.
Последний раз, как я его видала, он вроде бы на лицо лучше был, или так уж я себя уверила. А теперича стал весь то ли серый, то ли бурый, кости да кожа, а глаза, как айва, желтые. И не радуется мне всем сердцем, как бывалыча, позабыл, видать, и это. Токо что желтые глаза чуть-чуть улыбаются, а боле ничё.
Вынула я из чумоданчика гостинцы, положила возле его на тумбочку.
Он спрашивает:
«Ты чего мне принесла?»