Читать «Великий тайфун» онлайн - страница 170

— А как невестка?

— Живет у своих на Седанке. Ей, бедной, тяжело приходится. Средств никаких нет. Она у нас не бывает, а дочери рассказывают. Из школы ее уволили. Сказали, что не могут доверить воспитание детей. И от людей бывают неприятности. Недавно вот сидела она с ребенком — сын у них — около дачи на скамье, мимо проходили какие-то барыньки. «Что, говорят, еще не повесили вашего супруга?» Вот ведь какие люди! А тут как-то полоскала она белье в речке, так какая-то женщина с другого берега язвила: «Что, без муженька? Скоро без сынка останешься. Пьяные Калмыковцы говорили, что убьют твоего совдепчонка. Сама слышала». Вот какие люди! И откуда такая жестокость у людей! Ну, говорил бы кто-нибудь, а то ведь женщины! Горя у нас, Глафира Семеновна, столько, что… Так вы по какому делу к нему? — вставая с кресла, проговорила Анна Васильевна.

— Да все по тому же, по какому приходила при советской власти.

— Так я скажу ему.

Анна Васильевна пошла к мужу.

Глафира Семеновна оглядела гостиную.

«Всё на месте, — подумала она, — всё как было, а жизни той уж нет. Горе за горем. Пришла беда — отворяй ворота. Эх-хе-хе!» — она вздохнула.

Вошла Анна Васильевна.

— Пройдите, пожалуйста, Глафира Семеновна, в кабинет. Просит вас.

Глафира Семеновна живенько встала с кресла и пошла к двери.

Разговор у нее с Александром Васильевичем был не относящийся к нашему повествованию, и передавать его мы не будем.

СНОВА В ПОДПОЛЬЕ

Виктор Заречный снова стал Некрасовым Юрием Федоровичем. Старый бессрочный паспорт, когда-то отобранный у него при аресте и обнаруженный им в делах охранного отделения, служил ему вторую службу. На Фонтанной улице он снял комнату. Работал Виктор, добывая средства к жизни, в правлении Союза приамурских кооперативов.

Изредка он навещал Серафиму Петровну, обнимал мать и любовался сыном, который рос и все больше и больше походил на Женю. Когда Виктор открывал дверь в домик к матери, его охватывало чувство необычайной радости. Но вот он брал Петюшку на руки, прижимал к себе, смотрел в его большие карие глаза, точь-в-точь как у Жени, — и тоска заползала к нему в душу. Уходил он с Двенадцатой улицы всегда с печалью в сердце.

Шли дни. Скрываясь, Виктор встречал то одного, то другого из уцелевших от ареста большевиков. Скоро стала возникать подпольная организация. Александр Федорович Солис опять выручил: стал фиктивным владельцем типографии, той, что была создана прошлой осенью. Здесь сейчас печаталась газета подпольного комитета, печатались и подпольные листовки. Теперь Александр Федорович помогал большевикам не ради любви к зятю-большевику, сидевшему за проволочной оградой. Он видел, какую подлую роль играло «правительство» Дербера, настоящими-то патриотами своей родины оказались большевики, — поэтому Александр Федорович и помогал им.

На Светланской улице, у бывшего «адмиральского дома», украшенного флагами стран-оккупантов, почти ежедневно происходили встречи и парады прибывавших войск; блистали орденами и аксельбантами офицеры японской морской пехоты в белых костюмах, армейские офицеры в одежде защитного цвета и в хромовых сапогах; были тут американские, английские, французские офицеры и с ними русские полковники и генералы с царскими крестами на груди, отдававшие бывшую свою родину на растерзание иноземцам. По улицам шли солдаты двунадесяти языков в своих национальных формах, мулы тащили повозки с продовольствием и амуницией. Панели переполнялись огромными толпами любопытных. На балконах белели шляпы и шляпки, панамы и пробковые шлемы. Лишь кое-где виднелись платки и кепки обитателей рабочих слободок, — простые люди не покидали своих жилищ на окраинах города, там они кляли интервентов.