Читать «Великий Моурави 6» онлайн - страница 497

муку испытывал он, похоронивший в

своем мужественном сердце необъятную любовь.

С искаженным от скорби лицом Эрасти обнял сына. Прислушиваясь к биению

его сердца, он тихо ронял слова:

- Передай Дареджан... твоей матери... пусть научит тебя служить Иораму

Саакадзе, как я служил Великому

Моурави... передай, чтобы каждый день в молитвах своих вспоминала это имя... Еще

передай: мое неизменное желание бог

услышал - я умру рядом с повелителем моей жизни.

Саакадзе привлек к себе Эрасти, крепко поцеловал и ободряюще потрепал

по плечу.

- Ты, мой Эрасти, умрешь рядом со мной, как жил рядом. Если обо мне

вспоминать станут, то и твое имя повторят

в числе славных имен моих сподвижников: друзья - с любовью, враги - с

трепетом... Но сейчас нет рядом с тобой

повелителя, а есть брат. И, по обычаю прадедов, скажем: брат для брата в черный

день!

Вдруг Саакадзе наморщил лоб, мысленно повторил: "Враги - с трепетом!" -

и стал беспокойно искать на себе

какую-либо вещицу и, не найдя, оторвал от куладжи кусок бархата:

- Бежан! Передай это князю Шадиману, скажи, пусть он этим бархатом

сбивает пыль с листьев лимона, вспоминая

мои усилия перегнать мчавшуюся судьбу, которая впрягла в свою колесницу один

белый день и одну черную ночь. Увы, не

сумел я схватить под уздцы белый день, и меня настигла черная ночь... Передай...

Думаю, моему противнику не будет

безразлично, что в последний час вспомнил и о нем.

Быть может, Великий Моурави сейчас испытал бы невольное волнение, если

б мог увидеть, как владетель

Сабаратиано, выслушав рассказ Бежана и приняв бархатный лоскут, заперся в своей

опочивальне, повелев подать дорогое

вино и две чаши, и как глубокой ночью, открыв дорогой ларец, где хранились

драгоценные шахматы из слоновой кости,

окаймленные золотом, поцеловал он бархатный лоскут и бережно прикрыл им

неподвижные фигуры. Наполнив чаши

вином, князь Шадиман Бараташвили поднял их, осушил сперва одну, потом другую и

почти громко сказал: "Игра в "сто

забот" у нас с тобой, Великий Моурави, закончена вничью! Без тебя к делам

царства я не вернусь!"

И, словно услышав такое решение, Саакадзе задушевно промолвил:

- Так не будем, дети мои, печалиться: все за одного, один за всех!

Давайте обнимемся! Папуна, лучший из людей...

Димитрий, спрячь слезы... Дато, брат мой... Автандил, как ты похож на свою

замечательную мать... Элизбар, около меня

стой... Пануш... Матарс... Гиви... Дорогие, как мало знали вы радости, как мало

думал я о вас всех... Прощайте и простите,

если не так жил...

Наступила гнетущая тишина. Она была нестерпимее самой изощренной пытки.

И подвластные ей, будто застыли

"барсы", опасаясь малейшего шума. Ведь и эта гнетущая тишина никогда больше не

могла повториться. Вдруг Дато

обмотал кисть правой руки цепью и звучно запел:

Духи те злые не люди ли?

Фарсман от рабства нас спас.