Читать «Великий Моурави 6» онлайн - страница 382

требовалось, склонился над свитком.

Если и было сердце Шадимана заковано в панцирь, то распался этот

панцирь под напором чувств, так редко

обуревавших его. Он не скрывал своего огорчения и страшной боли, подробно

описывая гибель Луарсаба. "Торжественное

причисление царя к лику святых, - писал Шадиман, - лишь в малой доле

вознаграждает грешных в мире призрачном, как

мираж. И не явлением ли миража, изменчивого, как жизнь, можно считать столь

внезапное исчезновение Тэкле. Но следует

ли поверить в распад красоты, созданной страданием века".

Тяжесть сдавила сердце Саакадзе. Не долетел ли до него из глубины

родных гор призыв маленькой босоногой

девчонки, прыгавшей на тахте: "Брат! Мой большой брат!" Чуть глуше он продолжал

читать:

"Но, мой Георгий, я рассчитываю на твердый ответ полководца: "Не

следует!" Мало ли что пастухи уверяют, будто

видели, как царица Картли в последний раз прошла по камням Кватахевского ущелья

и возле храма ангела растворилась в

предрассветном тумане... Не вернее ли полагать, что скрылась она в отдаленном

монастыре и даст о себе знать, когда ты с

семьей вернешься в Тбилиси. На весах судьбы гири не постоянны..."

Не дочитав, Саакадзе еще ниже склонил голову. Он впал в глубокую

задумчивость. Молчали "барсы", молчал и

Папуна, только лицо его потемнело и руки вздрагивали так, словно рыдали.

Туманы! Туманы! Черные, с кровавыми отсветами на краях, они опять

затмили даль, путая дороги, тропы и

обрекая на муку. Тэкле! Не он ли виноват в гибели нежно любимой Тэкле! Бесспорно

он, Моурави, названный народом

великим, но за какие деяния? Не за единоборство ли с призраками, постоянно

окружавшими его и неуловимыми. А могло

ли быть иначе? Нет! Разве царь Луарсаб, принявший страдальческий венец, но

уронивший корону, мог стать

объединителем, как царь Давид Строитель, Грузии? Нет! Луарсаб Второй, точно

сошедший с изысканного рисунка, был

царем князей, он был с ними, с Шадиманом. Видит бог, он, Саакадзе, не хотел

гибели возлюбленного мужа маленькой

Тэкле, величие души которой нельзя измерить земной мерой. Но родина! Родина выше

всего! Паата! Не во имя ли родины

принесена жертва? И если потребуется, то и он, первый обязанный, отдаст свою

кровь до последней капли за неповторимую

Картли!

- О-о!.. Пойду сменю черную повязку на белую.

Матарс сдернул с глаза повязку и, держась за сердце и шатаясь, поплелся

к выходу.

Будто по команде, "барсы" поднялись, рванулись к дверям, не смотря друг

на друга, как бы чего-то стесняясь.

Разойдясь по комнатам, они уткнулись в мутаки, стремясь уверить себя в том, что

спят и видят сон, немыслимо тяжелый и

все же только сон. Один лишь Гиви не хотел скрывать горе и рыдал так, как

никогда не рыдал даже в далеком детстве.

Сколько можно было еще утаивать печаль, не имевшую пределов? Саакадзе

спрятал недочитанное послание в ларец

и направился в покои Русудан.

И этому дню суждено было стать тяжелым днем незримых слез и черных