Читать «Великий Моурави 4» онлайн - страница 53
Анна Арнольдовна Антоновская
мольбу о помощи, протянул грамоту на фиолетовом бархате с золотыми кистями,
скрепленную печатью царя Теймураза.
Самодержец России повелел думному дьяку принять грамоту. Тут Феодосий
спохватился: разве слепая вера, не подкрепленная приправой, не противна
рассудку? И, улыбаясь уголками губ, подал знак.
Телавские азнауры мгновенно расстелили персидский ковер, раскинули перед
троном шелковую ткань, блистающую разводами, а церковный хмурый азнаур, похожий
на высохшего отшельника, безмолвно передал думному дворянину, что стоял по левую
сторону трона, мощи Марии Магдалины.
Бесшумно скользя по ковру-самолету, Дато вынес торч - оправленный золотом
небольшой щит работы старого Ясе. За другом не совсем смело следовал Гиви,
вздымая позолоченную узду с наперсником - нагрудником для коня.
Иван Грамотин, сняв горлатную шапку, коснулся рукой пола и оповестил, что
сии "поминки" присланы дворянами Картли. Самодержец милостиво улыбнулся Дато.
Поблагодарив Феодосия за мощи, царь повелел ему сесть на скамье справа,
под средним окном, и подал знак думному дьяку. Иван Грамотин снял горлатную
шапку, обошел рынд и у ступеней трона чуть нараспев сказал архиепископу, что, по
указу царского величества, грамота царя Теймураза отдана на перевод,
своевременно будет выслушана и ответ на нее в свой срок будет учинен приказными
людьми.
Заключая предварительный прием, выступил высокорослый окольничий в белом
бархатном кафтане, о трудом стягивавшем его широченные плечи, и низким голосом
объявил Феодосию "государево жалованье и корм".
Обволакивались полусветом Китайгородские улочки, погружая в дремь курные
избы, резные терема хором, купола церквей. Лишь на колоколенках благовестили
колокола и в деревянных притворах мерцали голубые и красные лампады. Широко
шагала весна в распахнутой телогрее, оставляя на еще заснеженных садах пятна
заката, как золотые кружева. И воздух пьянил какой-то особой свежестью, словно
огромная груда подснежников засыпала город.
К греческому подворью подкатили возки. На ходу из них лихо выпрыгнули
"жильцы" в темно-красных кафтанах, застегнутых на груди толстыми позолоченными
шнурами. Старший подошел к воротам, постучал в них ножнами сабли:
- Гей, сторож, отпирай! Ишь, притаился, как тетерев на суку!
Ворога распахнулись, и возки, звеня бубенцами, въехали в подворье. Стало
шумно. Распоряжался пристав; стрельцы, поставленные для "береженья" грузинских
послов, принялись помогать норовитым "жильцам" вносить государево жалованье.
Старший, передавая азнаурам свертки, через толмача перечислял:
- Архиепископу из дворца калач крупичат в две лопатки, принимай! Кружку
вина двойного, кружку романеи, кружку меда красного, кружку меда обварного,
принимай! Ведро меда паточного, ведро меда цеженого доброго, ведро пива доброго
же, принимай! - И, высыпав из кожаного мешка монеты, продолжал: - Ему ж из
Большого прихода на всякое съестное двадцать алтын. А вам, людям царя Теймураза,