Читать «Великий Моурави 4» онлайн - страница 53

мольбу о помощи, протянул грамоту на фиолетовом бархате с золотыми кистями,

скрепленную печатью царя Теймураза.

Самодержец России повелел думному дьяку принять грамоту. Тут Феодосий

спохватился: разве слепая вера, не подкрепленная приправой, не противна

рассудку? И, улыбаясь уголками губ, подал знак.

Телавские азнауры мгновенно расстелили персидский ковер, раскинули перед

троном шелковую ткань, блистающую разводами, а церковный хмурый азнаур, похожий

на высохшего отшельника, безмолвно передал думному дворянину, что стоял по левую

сторону трона, мощи Марии Магдалины.

Бесшумно скользя по ковру-самолету, Дато вынес торч - оправленный золотом

небольшой щит работы старого Ясе. За другом не совсем смело следовал Гиви,

вздымая позолоченную узду с наперсником - нагрудником для коня.

Иван Грамотин, сняв горлатную шапку, коснулся рукой пола и оповестил, что

сии "поминки" присланы дворянами Картли. Самодержец милостиво улыбнулся Дато.

Поблагодарив Феодосия за мощи, царь повелел ему сесть на скамье справа,

под средним окном, и подал знак думному дьяку. Иван Грамотин снял горлатную

шапку, обошел рынд и у ступеней трона чуть нараспев сказал архиепископу, что, по

указу царского величества, грамота царя Теймураза отдана на перевод,

своевременно будет выслушана и ответ на нее в свой срок будет учинен приказными

людьми.

Заключая предварительный прием, выступил высокорослый окольничий в белом

бархатном кафтане, о трудом стягивавшем его широченные плечи, и низким голосом

объявил Феодосию "государево жалованье и корм".

Обволакивались полусветом Китайгородские улочки, погружая в дремь курные

избы, резные терема хором, купола церквей. Лишь на колоколенках благовестили

колокола и в деревянных притворах мерцали голубые и красные лампады. Широко

шагала весна в распахнутой телогрее, оставляя на еще заснеженных садах пятна

заката, как золотые кружева. И воздух пьянил какой-то особой свежестью, словно

огромная груда подснежников засыпала город.

К греческому подворью подкатили возки. На ходу из них лихо выпрыгнули

"жильцы" в темно-красных кафтанах, застегнутых на груди толстыми позолоченными

шнурами. Старший подошел к воротам, постучал в них ножнами сабли:

- Гей, сторож, отпирай! Ишь, притаился, как тетерев на суку!

Ворога распахнулись, и возки, звеня бубенцами, въехали в подворье. Стало

шумно. Распоряжался пристав; стрельцы, поставленные для "береженья" грузинских

послов, принялись помогать норовитым "жильцам" вносить государево жалованье.

Старший, передавая азнаурам свертки, через толмача перечислял:

- Архиепископу из дворца калач крупичат в две лопатки, принимай! Кружку

вина двойного, кружку романеи, кружку меда красного, кружку меда обварного,

принимай! Ведро меда паточного, ведро меда цеженого доброго, ведро пива доброго

же, принимай! - И, высыпав из кожаного мешка монеты, продолжал: - Ему ж из

Большого прихода на всякое съестное двадцать алтын. А вам, людям царя Теймураза,