Читать «Великие дни. Рассказы о революции» онлайн - страница 255

— Эту вещь хочу украсть, которая плачет. Спрячь ее.

— На, съешь за эти слова, — сказал Гольтоулев, протягивая Лялеко пряник.

Пряник был красивый, вроде лисы. С хвостом был пряник.

— Чего не берешь?

— Взяла бы, да знаю: ты скажешь, что я его у тебя украла.

— Эко! Какая у Никанора вшивого острая девка. Отец твой дурак, а ты умная.

Гольтоулев приближался.

Лялеко смотрела на него с испугом.

Из дома Гольтоулева было видно, как в горах прыгали козули. Козульи тропы вели к речке Гольтоулева.

— Это мои козули, — говорил Гольтоулев.

Давно это было. Гольтоулев приехал из города и сказал орочонам:

— Гору знаете? Это теперь моя горка. Так себе гора. Лес видите? Это теперь мой лесишко. Реку слышите? Это теперь моя речушка. Я купил в городе, белкой заплатил. Вы, стало быть, на моей земельке живете.

Русские охотники посмеивались.

— Врет ваш Гольтоулев, — говорили, — белки у него не хватит, чтобы тайгу купить.

Красная Армия стала для многих тысяч людей первой школой. И не только боевой и политической, но и самой настоящей школой, той, где учат грамоте… Об этом рассказывают в своей картине "Между боями" художники А. П. и А. С. Ткачевы.

Однако купцы — городские люди — из всех орочон признавали только Гольтоулева.

Горы они называли — Гольтоулевы горы.

Лялеко думала:

"Голая гора — это Гольтоулева гора, она походит на Гольтоуля. Сестренка-гора — это моя горка. Я Гольтоулеву ее не отдам".

Купцы приезжали из города, шли мимо палаток прямо к Гольтоулеву дому.

— Высоко живешь! — кричали они Гольтоулеву.

— Низко жить буду — плевать на меня будут. Высоко живу — я сам на других плюю.

Шаг Гольтоулева был мягкий, тихий. Гольтоулев подходил неслышно. Рука у Гольтоулева была вкрадчивая, цепкая. Трогать любил Гольтоулев, мять, брать.

— Рука у меня — чтобы брать, — шутил он. — Ваши руки — чтобы давать руки. Мне давать.

В том месте, где река ревела и пенилась, встретив гору Гольтоулева, стояли два камня вроде важенки — самки оленя — с теленком. Река разлилась, камень-теленок утонул, и из воды торчала только голова, оленья голова большого камня.

Лялеко ждала лета, когда река вернется на свое место, и камень-сосунок будет виден снова.

Осенью Лялеко впервые выстрелила из большого отцовского ружья. Она выстрелила и попала дробинкой в маленькую белку на ветке высокой лиственницы.

— Это Гольтоулево дерево, — пошутил Никанор. — Возле его дома убила белку. Отдай ее Гольтоулеву.

— Ладно, — ответила Лялеко. — Убью другую — отдам. Эту белочку я сама съем.

В окно видел Гольтоулев, как Лялеко жарила на костре белку, как она ела белочку, беличьи лапки, беличий желудок, полный кедровых орешков.

— Острая у тебя девка! — крикнул Гольтоулев из окна Никанору. — Не в тебя девка.

— Ладная девка, — согласился Никанор.

— Ладная, — сказал Гольтоулев и усмехнулся. — Сын будет. За моего сына отдашь.

— Жены нет, а сына ждешь, — сказал Никанор и рассмеялся.

— Эй! — крикнул Гольтоулев. — Что ты сказал?

— Жены, сказал, нету, а сына ждешь. Важенка, что ли, принесет тебе сына?

Ночью оспа постучалась в двери Гольтоулева дома. Умерла молодуха.