Читать «Великая Российская революция: от Февраля к Октябрю 1917 года» онлайн - страница 226

Но в тысячеголосой прессе каждый голос растворяется, и никто не читает все статьи всех газет. На Государственном совещании предполагался смотр политического спектра, где каждое слово весомо. И «вся демократия» не собиралась сдавать такую площадку без боя, выдвигая на трибуну свою программу как условие поддержки власти. А правительство позаботилось о том, чтобы это условие не было единственным. Противопоставляя друг другу правые и левые требования,

Керенский действительно мог держать руки свободными. Но ради чего - ради балансирования в точке ничегонеделания.

На Государственное совещание были приглашены представители советов, земств, профсоюзов, предпринимателей и других общественных структур. Через эти структуры в совещании участвовали и основные политические партии. Большевики были исключены из делегации ВЦИК, так как не дали гарантии, что не используют Совещание для демонстративного ухода в знак протеста. ЦК РСДРП(б) обвинил правительство и контрреволюционные силы в стремлении подменить Учредительное собрание Московским совещанием: «В этом отношении контрреволюция идет тем же путем, что и революция. Она учится у революции. У революции был свой парламент, свой действительный центр, и она чувствовала себя организованной». Теперь контрреволюция создает свой центр власти в Москве руками эсеров и меньшевиков^.

Большевики приурочили к открытию совещания политическую стачку в Москве. Ее результаты так вдохновили Ленина, что он принялся обсуждать в своих статьях план первоначального захвата власти в Москве и даже требовать публикации этих идей^{, что приводило соратников Ильича в ужас - ведь такие призывы просто выдавали партию в руки ее гонителей.}

Совещание открыл выспренной речью сам Керенский, который заявил: «В великий и страшный час, когда в муках и великих испытаниях рождается и создается новая свободная великая Россия, Временное правительство не для взаимных распрей созвало вас сюда, граждане великой страны, ныне навсегда сбросившей с себя цепи рабства, насилия и произвола»^{. Керенский призвал всех сплотиться вокруг Временного правительства и заявил, что «и какие бы и кто бы мне ультиматумы ни предъявлял, я сумею подчинить его воле верховной власти и мне, верховному главе ее». За этими пафосными словами, потонувшими в бурных аплодисментах, чувствовалось недовольство премьера ультимативными требованиями принять «программу Корнилова».}

Керенский снова обрушился на угрозы слева и справа: «Эта анархия слева, этот большевизм, как бы он ни назывался, у нас, в русской демократии, пронизанной духом любви к государству и к идеям свободы, найдет своего врага. Но еще раз говорю: всякая попытка большевизма наизнанку, всякая попытка воспользоваться ослаблением дисциплины, она найдет предел во мне»^.

Хватит развала, теперь «все будет поставлено на место, каждый будет знать свои права и обязанности, но будут знать свои обязанности не только командуемые, но и командующие»^.

Керенский напомнил, что он пошел на частичное восстановление смертной казни, вызвав аплодисменты у правой части зала, и театрально прервал их: «Кто смеет аплодировать, когда речь идет о смертной казни?! Разве вы не знаете, что в этот момент и в этот час была убита частица нашей человеческой души?!» Но раз уж нужно бороться с разложением армии, «мы душу свою убьем, а государство спасем»^{. В. В. Шульгин иронизировал в ответ: «Но господа, ужас в том, что мы можем все погубить наши души, а родину не спасти».}