Читать «Варенька Олесова» онлайн - страница 27

Максим Горький

«А что было бы, если б этот факел страсти пылал пред сердцем Вареньки?»

Полканов не стал решать этот вопрос, а задумался о том, чем занята в данный момент девушка? Бьёт по щекам своего Никона? Он почувствовал обиду за неё. Как жалко, что она живёт далеко и нельзя видеть её чаще, чтобы день за днём расшатывать всё то, что искажает её душу!

Из дома неслись певучие звуки скрипки, нервные ноты рояля. Одна за другой в парке рождались фразы сладостных молений, нежного призыва.

С неба тоже лилась музыка – там пели жаворонки. Взъерошенный, чёрный, как кусок угля, на сучке липы сидел скворец и, пощипывая себе перья на грудке, многозначительно посвистывал, косясь на задумчивого человека, который медленно шагал по аллее, заложив руки назад и глядя куда-то далеко улыбавшимися глазами.

Вечером за чаем Бенковский был более сдержан и не так похож на безумного; Елизавета Сергеевна казалась тоже согретой чем-то.

– Ты ничего не рассказываешь о Петербурге, Ипполит, – сказала Елизавета Сергеевна.

– Что о нём сказать? Очень большой и живой город… Погода в нём сырая, а…

– А люди сухие, – перебил Бенковский.

– Далеко не все. Есть много совершенно размякших, покрытых плесенью очень древних настроений; везде люди довольно разнообразны!

– Слава богу, что это так! – воскликнул Бенковский.

– Да, жизнь была бы невыносимо скучна, если бы этого не было! – подтвердила Елизавета Сергеевна. – А что, в каком фаворе у молодёжи деревня? Продолжают играть на понижение?

– Да, понемножку разочаровываются.

– Это явление очень характерно для интеллигенции наших дней, – усмехаясь, заявил Бенковский. – Когда она была, в большинстве, дворянской, оно не имело места. А теперь, когда сын кулака, купца или чиновника, прочитавший две-три популярные книжки, уже интеллигент, – деревня не может возбуждать интереса у такой интеллигенции. Разве она её знает? Разве она для них может быть чем-то иным, кроме места, где хорошо пожить летом? Для них деревня – это дача, – да и вообще они дачники по существу их душ. Они явились, поживут и исчезнут, оставив за собой в жизни разные бумажки, обломки, обрывки – обычные следы своего пребывания. Придут за ними другие и уничтожат этот сор, а с ним и память об интеллигенции позорных, бездушных и бессильных девяностых годов.

– Эти другие – реставрированные дворяне? – щуря глаза, спросил Полканов.

– Вы меня, кажется, поняли… очень нелестно для вас, извините! – вспыхнул Бенковский.

– Я спросил только, кто эти будущие?

– Они – молодая деревня! Пореформенное поколение её, люди уж и теперь с развитым чувством человеческого достоинства, жаждущие знаний, пытливые и сильные, готовые заявить о себе.

– Приветствую их заранее, – равнодушно сказал Полканов.

– Да, нужно сознаться, что деревня начинает производить на свет нечто новое, – примиряюще заговорила Елизавета Сергеевна. У меня тут ость очень интересные ребята – Иван и Григорий Шаховы, прочитавшие почти половину моей библиотеки, и Аким Мозырев, человек «всё понимающий», как он заявляет. Действительно, блестящие способности! Я проверяла его – дала ему физику – прочитай и объясни закон рычага и равновесия, так он через неделю с таким эффектом сдал мне экзамен, просто я была поражена! Да ещё говорит, отвечая на мои похвалы: