Читать «В памяти и в сердце (Воспоминания фронтовика)» онлайн - страница 71

Анатолий Федорович Заботин

От возможных перебежчиков никто не гарантирован. И чтоб быть спокойнее, мы старались собрать все заброшенные к нам немецкие листовки. В том числе и те, что, опередив нас, подобрали и припрятали бойцы. Тут иной раз приходилось даже допускать определенную бестактность — обыскивать. Делали это как бы в шутку. И листовки находили. Бойцы, конечно, оправдывались: «Прихватил для курева, цигарку не из чего свернуть». Но мы этому не слишком верили и настойчиво требовали отдать все листовки до единой!

Аналогичное положение было и в других ротах.

Задержали, помню, беглеца в роте политрука Тюкина. Сунулся, не подозревая, что по пути к немцам расставлены секреты, и попался, как заяц в капкан. Менее чем через час его доставили к командиру батальона. Все, кто мог, сбежались посмотреть перебежчика. Не удержались от любопытства и мы с Таракановым, тоже пришли. Перебежчика окружили плотным кольцом. Командир роты кричит, размахивая наганом: «Предатель! Изменник! На тебя пули жалко!»

А боец, задержанный секретом, стоит перед ним, опустив голову. От страха весь дрожит, на лице — ни кровинки.

— Пристрелить его, как собаку! — отдает приказание командир батальона капитан Арбузов.

Все ждут, что же скажет перед смертью приговоренный. А он молчит, словно язык проглотил. Наконец еле выдавил:

— Виноват! Что хотите со мной делайте, только дайте мне сходить до своего окопа!

— Иди! — разрешил Арбузов. — А ты, — повернулся он к бойцу; что привел перебежчика, — проводи его. Жду вас десять минут. Выполняйте!

Беглец и его конвоир ушли. А у штаба батальона не утихают страсти. Одни одобряют приговор комбата, другие настаивают на суде трибунала, третьи считают, что будет достаточно, если он извинится и скажет товарищам, чтоб так, как он, не делали... А мы с Таракановым переглядываемся, радуясь, что перебежчик — не из нашей пулеметной роты.

Но вот кончаются десять отпущенных комбатом минут. Все смотрят в сторону траншеи, где исчезли перебежчик и конвоир. Смотрим и мы с Таракановым. Проходят еще десять минут, полчаса. Ни конвоира, ни перебежчика нет. Комбат в бешенстве, готов послать за разгильдяями гонца. Наконец конвоир появляется, но один, без беглеца. Комбат к нему:

— Где перебежчик? Где изменник Родины?

Конвоир стоит белее снега. С трудом произносит:

— Убежал!

— Как убежал? Куда?

— К немцам! Попросился у меня до ветра, говорит, понос от страха прошиб. Штаны приспустил. Ну, я и говорю ему: «Иди». Он быстро вылез из окопа, отбежал. Я думал, он там и сядет. Отвернулся, чтоб не видеть, как из него попрет. Жду. А его и след простыл. Кабы я знал, что он обманет, я бы его на месте пристрелил. А теперь вот не знаю, что делать. Вы уж извините меня!