Читать «В памяти и в сердце (Воспоминания фронтовика)» онлайн - страница 69

Анатолий Федорович Заботин

В роте было много новеньких, прошлой зимой мобилизованных. В боях они еще не были, учебы не прошли. Оружие, что в их руках, толком не знают. Как себя вести в обороне, в наступлении, представления не имеют. Горько было во всем этом убедиться.

Анисимов, когда я ему про все это рассказал, глаза на лоб выкатил. «Как? На передовой и стрелять не умеют? Быть этого не может!» Я назвал ему взвод, расчет. Даже две-три фамилии привел. Тут уж командиру роты деваться было некуда. В тот же день он собрал командиров взводов, потребовал, чтобы немедленно организовали изучение пулемета. Смущенным чувствовал себя и Тараканов. Он по-прежнему не отходил от меня, но был крайне неразговорчив. Похоже, он казнился, что сам не догадался сделать то, с чего начал я: проверить, опросить. Наконец произнес сквозь зубы: «Пригнали на фронт не защитников Родины, а пушечное мясо. С таким войском нам не то что до Берлина, а и до Ментелова не дойти». Я не мог с ним не согласиться. Подумал с тревогой: если и на других фронтах то же самое, то о каком же летнем наступлении тогда мечтать. Конечно, бойцам эту тревогу я не собирался внушать. С ними, как всегда, я говорил о несокрушимой силе нашей Красной армии и о моральном разложении гитлеровцев.

Скоро я сжился с ротой. Ночи и дни проводил среди бойцов. В погреб к Анисимову наведывался редко. Не мог понять одного: чем этот погреб так привязал к себе нашего командира роты? Однажды он упрекнул меня:

— Политрук, ты чего не приходишь? Иль тебе в моем жилище отдыхать кажется зазорным? Тоже мне, интеллигенция!

— Да, в сыром, холодном погребе отдыхать не хочу, — ответил я. — А если по-честному сказать, — боюсь: одно прямое попадание снаряда, и нас с тобой не будет.

Анисимов пошутил:

— А по-моему, нет еще такого снаряда, нет и такой пули, от которых мы с тобой погибнем! Живи здесь!

Однако, взглянув на два высоких тополя, росших рядом с погребом, он рассудительно произнес:

— Ориентир! Немцы его используют и саданут снарядом по моему КП.

В тот же день тополя спилили, разделали на бревна и соорудили из них над погребом перекрытие в один накат. Теперь КП стал надежнее, и Анисимов настоял, чтобы я обосновался рядом с ним. Часто заходил к нам и мой зам Филипп Тараканов.

Всех своих пулеметчиков, да их в роте не так уж и много было, я вскоре знал не только в лицо, но и по фамилиям, а иногда и по именам и отчествам. Привыкли и они ко мне, радовались каждому моему приходу во взвод. На лицах появлялась улыбка. Если кто-то оказывался в сторонке, кричали ему:

— Иди сюда! Политрук пришел!

Соберемся, бывало, в небольшой кружок. Я старался меньше говорить, больше слушать, давал возможность выговориться каждому. И бойцы делились со мной всем, что у кого на душе. Наумов из Рязанской области, уже немолодой, лет сорока, с досадой рассказывал мне:

— Второй месяц я здесь, на фронте, а там, дома, жене моей покою не дают. Пристает к ней милиция: по ее сведениям, я — дезертир. Требуют выдать меня, сообщить, где я скрываюсь. А я здесь, на передовой.