Читать «Быть гением. Истории об искусстве, жизни, смерти, любви, сексе, деньгах и безумии» онлайн - страница 46

Болезненная религиозность отца доходит до психоневроза. Он каждый вечер читает нам, детям, проповеди, нервно шагая взад-вперёд, а я рисую углем огромные фигуры слепых людей, получая от этого ни с чем не сравнимое наслаждение. По ночам… По ночам меня преследуют видения ада, так что я почти не сплю. Видите ли, я рано узнал, что такое вечные муки и что поджидает грешников, которых всё-таки угораздит попасть в ад.

Когда отец наказывает нас, он становится совершенно безумным от ярости, и я вижу дьявола в его глазах. Но я люблю его всё равно, и его уход станет для меня страшным потрясением.

Хотя до него Ангел Смерти заберёт мою сестру Софи, а у Лауры диагностируют шизофрению. Образ умирающей Софи так крепко засядет в моей воспалённой памяти, что не стать художником и не написать её я просто не смогу.

И вот, бросив странную затею выучиться на инженера, я иду семимильными шагами по художественной стезе, изящно и непринуждённо вписываюсь в богемные круги Норвегии, потом Франции, затем Германии, как бы последняя этому ни противилась.

На выставке в Берлине меня знакомят с Туллой — невероятной красоты женщиной с рафаэлевской шеей. Я люблю её — не шею, а Туллу, всю, целиком — люблю болезненно, трепетно, нежно и нервно, люблю с мальчишеским самозабвением, я отдаю ей всего себя без остатка. А она… Она хочет замуж. Нет, я понимаю, что любая женщина хочет замуж, особенно любящая и любимая, это естественно. И как ей объяснить, что именно поэтому я дал себе клятву никогда не жениться? Ведь стань я её супругом, мои ангелы перейдут и к ней, и к нашим детям, и я не смогу их защитить. Я и так в этой любовной круговерти последних лет подзабыл о них, а они этого не прощают. И вот уже мне сообщают, что Смерть забрала и мою возлюбленную. Она покончила с собой, и жениться не пришлось, чтобы слишком близко подпустить к себе Туллу, чтобы мои ангелы отравили и её душу… Я с тяжёлым сердцем еду в её дом, ощущая весь груз вины перед её семьёй, не зная, как смотреть им в глаза, и… встречаю Туллу. Она, оказывается, жива и здорова, а весь этот розыгрыш затеяла, чтобы принудить меня к женитьбе.

О чём мы с ней говорили, оставшись наедине, я никому не скажу, но выйду из этого дома вновь одиноким — и с простреленной ладонью. Рана, конечно, не страшная, но со временем держать палитру мне будет всё труднее. Это был хороший урок. Мне нельзя любить, нельзя, нельзя, нельзя…

Можно рисовать! Мои картины — не в меру откровенная автобиография, написанная кровью оголённой души. Их, как любую книгу, бессмысленно читать по отдельности, они должны звучать хором, так что я создаю серии, открываю масштабные выставки на сотню, а то и больше, работ. Я воспроизвожу те линии и цвета, что стоят перед моим мысленным взором. Пишу по памяти, не вношу ничего лишнего, не добавляю забытые детали. Вам мои работы кажутся странными, даже пустыми, но их простота объясняется именно этим.

Это дневник памяти, а она затирает всё, кроме самого важного. Я воспроизвожу мрачные краски ушедших дней, чем вызываю страшное неприятие у критиков — и горячую поддержку собратьев по цеху.