Читать «Библиофилия и библиомания» онлайн - страница 29

1) Его книга: «Редчайшие книги, напечатанные в России на русском языке. Спб. 1904 г., изд. в колич. 100 экз-, почти вся выполнена по имевшимся в его библиотеке книгам (См. ст. К. Л. «Ценное книгохранилище». «Рус. библиоф.» 1911 г. VI, стр. 40).

*) В 1901 г. книгопродавцем Трусовым куплена была эта библиотека Матвеева, состоявшая из беллетристического и исторического отделов. См. < Антиквар» 1902 г. № 1, стр. 18 прим.

•) См. ст. П. Россиева, «Книгохранилище Г. В. Юдина».—«Изв. Вольфа» 1904 г. № 11—12, стр. 110—112.

кановке, около Красноярска, владелец и читатель своей библиотеки, которая больше была известна за границей, в Америке, чем у нас, и которая вмещала более 100 тысяч томов. «Покойный отец передал мне свою страсть к собиранию», говорит этот библиофил, гордившийся своей библиотекой.—«Кардинал Мазарини, великий французский библиофил, знаменитый своей богатейшей коллекцией, некоторые экземпляры которой так и известны под его именем; подобно Мазарини герцог Джон Роксбург в Англии — великий коллекционер - энциклопедист, знаменитая книжная коллекция которого пошла с аукциона в 1812 г.; в память ее был основан существующий до сих дней союз английских библиофилов; лорд Спенсер, председатель этого знаменитого союза, широко просвещенный библиофил и обладатель ценнейшей библиотеки, хранитель которой Th. Dibdin пишет книгу— «Bibliomania or bookmadness» («Библиомания или книжное бешенство». Последи, изд. Лондон, 1876)—какие это все разные библиофилы!.. Сколько оживленных толков и нервного возбуждения рождала в кружке флорентийских библиофилов, объединявшихся вокруг Никколи >), этого страстного и просвещенного библиофила эпохи Возрождения, каждая весть о какой ни-будь находке Поджио, который в дальних монастырях Германии или Франции раскапывал и находил книжные сокровища! Сколько восторгов вызывал здесь каждый новый томик, присылаемый им оттуда! Когда речь касалась древних рукописей, с бедным «Магистром Томмазо», впоследствии папою Николаем V, совершалось нечто странное; лицо покрывалось густым румянцем, глаза сверкали каким-то лихорадочным блеском, вся его маленькая фигурка вырастала перед собеседниками. И если бедность позволила ему сейчас иметь лишь сочинения бл. Августина, которые красовались в его маленькой комнате на почетном месте, как и столяру Матвееву только небольшое собрание исторического и беллетристического отделов, то как ожил

’) См. В. М. Фриче. «Библиофилы и библиоманы эпохи возрождения», «Книговедение», 1895, № 5, прил. стр. 9—15. Еще о библиофилах этого времени в прекрасной книге Ф. М о н ь е. Опыт литературной истории Италии XV века. Кваттроченто. Пер. с фр. Спб. 1904.

Ватикан, когда после мрачного монаха Евгения IV*, библиофил-папа покрыл его стены пестрыми обоями, картинами и украсил статуями, наполнил его литераторами и художниками и немедленно приступил к исполнению своей заветной мечты, которой и достиг—образования библиотеки. В стране, где веял дух великого библиофила и вдохновителя итальянских книголюбов—Петрарки, организуется Николаем V* экспедиция в полулегендарный датский край, где в одном монастыре, как гласила молва, обитал «полный» экземпляр Ливия!.. Приложите здесь мерки «Геннадиевского» или «Ефремовского» толка?—какая жалкая характеристика! Где «геннадиевцы», там и «ефремовцы»... где безделушка, там может быть и ценное сокровище; только в процессе творчества коллекционера-библиофила, если под влиянием возникших условных рефлексов «второго» и «третьего» порядка библиофильские тенденции его не деградируют в сторону мании, а книга продолжает быть объектом, ценным как средство культуры, а не как цель эгоистического самолюбования и перевоплощения маниака, происходит отбор из всего условно значимого более значительного и ценного. Трудное дело—сразу определить человека. Так в произведениях А. Франса, который, как известно, много читал и много знал, хотя и не был мужем науки, можно заметить, как он тепло относился и чутко понимал тех библиофилов, чья страсть к книге почти низводила их в уровень библиоманов. Рассказывая про Сариета, библиотекаря д’Эспарвье, он пишет: «Чтобы отказать в выдаче книг даже тем, кто всего более имел на это право, Сариет придумывал тысячи ловких или неловких предлогов и не боялся клеветать на себя, не боялся ставить под сомнение свою бдительность, заявлял, что затеряна где-то или вовсе пропала книга, которую он только что разглядывал с восхищением и прижимал к сердцу. Когда же, наконец, выдать книгу было неизбежно, он успевал раз двадцать вырвать ее из рук посетителя, прежде чем расставался с ней окончательно. Он беспрестанно дрожал, что какое-нибудь из доверенных ему произведений может пропасть. Хранитель трехсот шестидесяти тысяч томов, он имел триста шестьдесят тысяч всегда готовых поводов к беспокойству. Иной раз он просыпался ночью, обливаясь холодным потом, испуская вопли отчаяния, потому, что ему приснилось пустое место на полке библиотечного шкафа» ). Кто этот Сариет? Это ^веД^ь маниак!.. Но там же мы читаем, что «благодаря его упорству, его неусыпности, его усердию, благодаря, одним словом, его любви, библиотека д’Эспарвье не утратила ни единой страницы... за все шестнадцать лет его заведывания...» Страсть и любовь почти нерасторжимы и объясняются лишь направленностью основных рефлексов библиофила... И пусть рядом с этим Сариетом стоит перед нами сам А. Франс, критик, аналитик, литератор и библиофил, который выуживает в ларях у букинистов книжонки XVII и XVIII вв., объясняя скептику-другу, что его «покупки отчасти диктуются милосердием. Так монахи выкупали у турок христиан, посаженных в колодки. Я выкупаю за очень скромную плату — от пятидесяти сантимов до франка — честных ребят, ввергнутых в бесчестие, томящихся в ларях...»