Читать «Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер» онлайн - страница 16
Иржи Кратохвил
Однако так же, как батюшка был рожден для того, чтобы водить паровозы, так я была рождена для Бруно и шла по стопам деда и отца, охваченная таинственным, мистическим пламенем. И если моя ненасытность порой яростно и печально требовала себе удовлетворения, то сны мои полнились Бруно. Почему бы даже не выразиться точнее — они были им битком набиты.
В Ланшкроуне, в имении своего дядюшки Гельмута Заммлера, я провела длинную вереницу счастливых летних месяцев, долгую череду каникул с 1904 по 1914 год, и только война — щелк-щелк! — отрезала меня от Ланшкроуна. А после войны мне внезапно, друзья мои, стукнуло восемнадцать лет, и детство сгинуло, словно пальто, украденное у вас в приемной зубного врача, когда же до меня вдобавок дошли вести о том, что в имении теперь живут совсем, ну просто совсем другие животные, то мне и вовсе расхотелось возвращаться туда. И я и вправду никогда больше не ездила в Ланшкроун и упиралась бы руками и ногами, попытайся кто-нибудь силой затащить меня в него. Ведь я так любила всех этих животных! Так как же, мохнатики мои, могла я смириться с тем, что кто-то, точно носки, заменил их другими, выстиранными, зверями?
Матушкин старший брат, дядюшка Герхард Заммлер, преподаватель первой в городе Градец-Кралове гимназии с совместным обучением (одной из первых во всей империи: совместное обучение стало тогда пылающим факелом прогресса, одним из столпов, на которых держалась эпоха), был еще и завзятым естествоиспытателем и какое-то время всерьез подумывал о том, чтобы устроить в ланшкроунском имении — разумеется, с благословения своего брата Гельмута — станцию по изучению живой природы. Вот почему к привычным домашним животным добавились звери, которых обыкновенно в усадьбах не держат. Экзотические, или полуэкзотические, или хотя бы четвертьэкзотические. Сейчас я уточню. Может, вам кажется, что филин не слишком-то экзотичен? А видели вы когда-нибудь, выбравшись из дома ночью и направляясь через двор к будочке с вырезанным в двери сердечком, как он сидит на опущенном верхе пустой брички и щурится в темноту большими желтыми глазами? Ты, гордая моя птица, облаченная в перья, словно в королевскую горностаевую мантию! Кто свернул тебе шею, так что твое сердце лопнуло, точно жареный каштан?
Но жила там и совершенно ручная лисица, которая, когда она лениво полеживала в водосточном желобе, покачивая над нашими головами пушистым рыжим хвостом, тоже казалась поджаренной на славу. А что вы скажете о кунице, про которую в брэмовской «Жизни животных» я прочитала множество кровавых историй и потому с опаской глядела, как она ловко цепляется за чью-нибудь штанину или юбку, мгновенно взбирается человеку на плечи и расхаживает там, и всем своим похожим на колбаску тельцем обвивается вокруг шеи, и трется головкой о человеческий кадык, а потом опять спускается вниз? Однажды я была даже свидетельницей того, как она нырнула между грудей одной из служанок и, точно ртуть, скользила там туда-сюда. И, судя по радостному визгу девушки, зверек проделывал это довольно часто, а когда наконец верткая головка куницы вынырнула из выреза на платье, завизжали уже все. Ах, что же сделали с тобой, моя бедная Лиза (Лиза-куница, красавица-девица), или ты все-таки успела вовремя улепетнуть по кровле большого сарая?
