Читать «Бессмертная история, или Жизнь Сони Троцкой-Заммлер» онлайн - страница 14

Иржи Кратохвил

Может быть (не хотелось бы разочаровать вас, если вы до этого доживете), оное послание содержит лишь ничего не значащее приветствие людей конца девятнадцатого века людям начала века двадцать первого, что-нибудь вроде «Привет-привет, пока-пока!». Но возможно также, что в нем заключено некое важное сообщение, которое до поры до времени нельзя обнародовать и которое способны воспринять только внуки наших внуков. Иногда меня, конечно же, одолевает искушение докопаться до смысла этого послания. Но увы! И потому мне остается только надеяться, что я доживу до того момента, когда это послание отделится от меня, подобно мокроте и слюне, или выстрелит, как пробка из бутылки шампанского, пум-пум, как сказал бы доктор Шарко.

(Но ты единственный, мой Бруно Млок, знаешь, что все это столетие я бегу навстречу тебе одному! И что это послание ко мне просто прицепили, примерно так, как вешают номер на скаковую лошадь!)

Весь день, весь вечер и всю ночь мама с папой искали меня, а потом, маленькие мои глупыши, они привлекли к поискам имперских жандармов в касках с плюмажами. Я же вернулась домой на следующее утро с черным кровяным супом и полной корзинкой ливерной колбасы, и вдобавок с высунутым языком, потому что взбираться с такой поклажей по лестнице — это вам не шутка.

И как только мама открыла мне дверь, я набрала полную грудь воздуха и выпалила: «Эдисон родился в 1847 году!» Но, боюсь, она меня не поняла. Увидев, что я стою перед ней с кувшинчиком ароматного (изрядно приправленного специями) кровяного супа и с корзинкой, с верхом наполненной колбасой, она потеряла сознание и начала медленно опускаться на пол, но папа, как и всегда (или почти всегда) бывало в ее жизни, подоспел вовремя, чтобы подхватить ее на руки.

(Суп же этот, спешу я вам доложить, был вовсе не от Горачеков. Прежде чем высадить меня из дирижабля, они там в мою честь зарезали свинью! А все свиньи на дирижаблях были в высоких чинах, вот и эта наверняка доросла до полковника. Сделанные из нее колбасы походили на руку, поднятую в воинском приветствии).

(Ах да, и еще кое-что. Знаменитый невропатолог и гипнотизер Жан Мартен Шарко, к несчастью, умер еще в 1893 году и потому вряд ли мог гипнотизировать меня на дирижабле, плывущем над Брно в 1905-м. Значит, это был кто-то другой, загримированный под него. Как это трогательно! То послание мне, видимо, должен был передать весь цвет ученой мысли девятнадцатого века, так что без Шарко никак нельзя было обойтись. Но почему в таком случае там отсутствовал Томас Алва Эдисон? Я этого не понимаю, да и вам не советую пытаться понять. Я вновь и вновь повторяю: стремление всякий раз понять все без исключения достойно жалости и презрения).