Читать «Без тринадцати 13, или Тоска по Тюхину» онлайн - страница 37

Виктор Эмский

С 5-ти до 3.50-ти шли теоретические занятия на ВКСВГ, то бишь на Высших Курсах Строителей Военного Гуманизма. По окончании лекций на сцену выносили «Панасоник» и в качестве иллюстративного материала смотрели по «кабелю» бездуховную американскую кинопродукцию: всяких там «Рейнменов», «Блейдраннеров», тьфу, ведь и не выговоришь! — «Терминаторов» и прочих «Крестных отцов». Между прочим, именно там, в Тартаристане, как я назвал этот, параллельный нашему Мир Четвертой Пуговицы, именно там я наконец, и посмотрел все до единого фильмы про Джеймса Бонда.

Вспоминаю дусика из Военно-Спиритуалистической Академии. Господи, в чем и душа держалась, а ведь так, помню, пронял меня, что до сих пор не могу опомниться. Лекция его называлась: «Клиническая смерть как способ ноль-транспортировки в иные, лучшие миры».

Когда он закончил, мы все — а надо заметить, что кроме нас в тот день в зале находился весь старшинитет Северо-Западного Оборонительного региона, — так вот, когда он дочитал до конца, все мы в едином, можно сказать, порыве вскочили с мест, бурно и продолжительно аплодируя. Началась стихийная запись на фронт.

У выхода этому профессору кислых щей стало вдруг дурно. Бог его знает от чего — может, от духоты, может его, хиляка, малость помяли в толкотне. Не знаю. Но стервь Даздраперма и тут не упустила случая сунуть мне локтем в печень и торжествующе заявить:

— Знай, говнюк, наших! Это у него голодный обморок! Как у Цюрупы! — И она, зараза, больно куснула мое левое ухо и захохотала.

И ведь накаркала, ворона мокрая!..

После переклички начались танцы. Даздраперма сходу объявила «белый» и, вытащив меня на средину зала, учинила форменную ламбаду. И вот, когда во время финального па я, запрокинутый, оказался на ее могучем бедре, когда музыка смолкла, а восторженные зрители, обступившие нас, еще не отошли от столбняка, в животе моем опять заурчало…

Спазм был нечеловечески долог и звучен.

— Отс-ставить! — прошипела Даздраперма и с очаровательной улыбкой перебросила меня на другое колено. Увы, увы!..

Я ведь, признаться, по натуре своей существо мнительное, с комплексами. Всю жизнь я, Тюхин, мучительно стыдился чего-то. К примеру, в детстве я буквально места себе не находил из-за того, что отец мой был не советский простой, как, скажем, отец Рустема, человек, а чуть ли не адмирал да еще к тому же — второго ранга! С трудом повзрослев, я устыдился своей, похоже, наследственной, нездоровой, как рукоблудие, склонности к сочинению гражданственных виршей. О, кто бы знал, как мне было стыдно, когда стишок про очередной съезд партии был напечатан в городской пионерской газетке, причем под моей настоящей, нетюхинской фамилией, с указанием номера школы и даже класса… А уж когда вдруг приняли в Союз писателей, да еще, как на грех, наградили тоталитарной премией — аж запил со стыда…

Ну, в общем, когда она меня вынесла на улицу и, смаху приложив к стенке, рявкнула: