Читать «Без тринадцати 13, или Тоска по Тюхину» онлайн - страница 36

Газовая плита, раковина, табуретка, ведро. Ну, а что еще может поместиться, по-вашему, на семи кв. метрах?

Вот, пожалуй, и все об этой квартирке… Нет, забыл: на стене в коридоре, левее холодильника — телефон. И еще — но это уже так, в качестве курьеза, что ли: под моим окном во дворе — неизменный — изо дня в день, из года в год — товарищ в габардине. Не сочтите, ради Бога, за шутку. Какие уж тут шутки, когда человек с ружьем стоит на посту. Я до того с ним сроднился, что буквально места себе не находил, ежели по каким-то причинам не мог с ним поздороваться!

У товарища была звонкая уголовно-поэтическая фамилия — Щипачев! Как это ни странно, он тоже уважал стихи…

Но об этом как-нибудь после, а сейчас — Господи, прямо аж сердце замирает! — сейчас о ней, да нет же, не об Идее… Увы, о другой — где он, где нитроглицерин?! — … О!.. О лучшей школьной подруге моей цыпочки о Даздраперме П., о ней, погубительнице!..

Я ведь эту нехитрую аббревиатурочку разгадал сразу же, чем, помнится, по-хорошему порадовал и даже больше того — обнадежил свою домохозяйку. Хотя — чего уж тут такого хитрого: ну, Да-здра-пер-ма — то бишь — Да здравствует Первое мая, день солидарности всех трудящихся. Элементарно. Другой вопрос, о какой солидарности шла речь — о нашей, земной — международной и крепко замаранной поляками или же об ихней — межрегиональной, да к тому же еще — не всех стран, а всех родов войск. Но это уже, повторяю, совсем другой вопрос. К тому же — чуть ли не политический…

Итак, Даздраперма. Подруга семьи с хорошо закодированной, в отличие от имени, фамилией. Она звонила рано, в 17.30 по местному.

— Па-адъем! — орала она в трубку веселым басом. — Подмыться, побриться, заправить коечки, проветрить помещение!

И, заржав, давала мне, бывшему радисту, АС — ждите — на двенадцать часов.

Так он и начинался — почитай что каждый день нашей с Идусиком совместной жизни — с ее по-армейски незатейливых напутствий.

По вечерам — ровно в 5.30 — она являлась к нам лично — крупная (куда там Ляхиной!), горлопанистая, пахнущая казармой и тринитротолуолом, всегда почему-то в мокрой, точно на улице шел дождь, плащпалатке, в каске, в кирзовых, с налипшими кусками глины, сапожищах.

Она бухала чугунным своим кулаком во входную дверь, крючочек, естественно, не выдерживал. Даздраперма без предупреждения вламывалась в нашу спальню: «Здравствуйте, посрамши! А вот и я!..» Мы с Идусиком, застигнутые врасплох, вскакивали, как по тревоге! — два-раз! — и вот мы уже бежим, бежим, взявшись за руки, как дети, на Литейный в Дом офицеров, то есть, прошу прощения, — я хотел сказать в Дом сержантов и старшин. Я, в полосатой пижаме, как коренник — посредине, они — пристяжные мои — по бокам. Слева — Идея Марксэновна в революционном кожанчике, в розовой косыночке, с антикварным маузером на бедре, слева — жопа Даздраперма вечно со своими хамскими подмигами, с подтыкиваньями в бок локотком, неущипно плотнотелая, языкастая, до корней волос выбеленная, как Мерлин Монро, пергидролем.