Читать «Бедный негр» онлайн - страница 80

Ромуло Гальегос

Увлекаемые водоворотом бешеной музыки, летят в поднебесье куплеты, охриплым придыханием распаленного быка рокочет фурруко, и на черных, лоснящихся от пота лицах певцов сверкают белки глаз, в исступленном восторге устремленные на майский крест.

Зло насупившись, то и дело сплевывая сквозь зубы, Хуан Коромото лихорадочно вспоминал самое трудное и замысловатое десятистишие, чтобы наконец сразить своего противника, который ехидно усмехался, исподтишка поглядывая на него, словно говоря, что на любой стих в запасе у него уже имелся готовый ответ.

— А ну-ка! — снова выкрикнул Хуан Коромото, и счастливая улыбка озарила его лицо.

— Сейчас он тебе задаст! — закричали приверженцы Коромото. — Держись, Питирри!

И молодой трубадур, уставившись на майский крест, звонким голосом запел:

Не вольготно ль рыбе в море? А она себе, заметь, попадает прямо в сеть, прямо в сеть, себе на горе! Бьется рыбина в сетях, но прорвать не может сети, потому — всего пустяк ей осталось жить на свете! Бьется, выпутаться силясь, но напрасен этот труд: души, что на свет явились, все когда-нибудь…

Последовала обычная в таких случаях пауза, и вместе с хором голосов Коромото насмешливо заканчивает:

…помрут!

И, не поворачивая головы, он небрежно бросает своему сопернику:

— Вот в таком духе, старик.

— Ну что ж, — отвечает Питирри. — Послушай и ты:

Вижу, валится стена славного Иерусалима… Труд людской — мгновенней дыма, наша мудрость — непрочна! Оттого я не опешу завалить свой угол сором: небеса пытая взором, путь свой дольний завершу! Шар земной меня везет, не кричу ему: "Постой-ка! …И земля и небосвод — очень хрупкая… …постройка!"

— Здорово сказано! — кричат довольные сторонники Питирри.

Но Сесилио уже не слушал, как ответил Хуан Коромото. Ведь это он сам когда-то декламировал рабам знаменитые стихи Кальдерона, сам заронил в благодатную народную почву это драгоценное поэтическое зерно, которое дало такие нежные всходы среди, казалось бы, столь грубого бурьяна. И сейчас Сесилио испытал бы необыкновенное удовлетворение — такое же, какое он испытывал, слушая рыцарские романсы, перекочевавшие в деревенские куплеты, — если бы первые стихи, прочитанные Коромото, не навеяли на него, всецело поглощенного своим несчастьем, печальные воспоминания о других стихах, которые произносит Сехизмундо. О, как они подходили к его состоянию! Они даже чуть было не сорвались с его уст:

Торопить хочу я небо, раз оно со мной так грозно…

Еще долгое время состязались Коромото и Питирри, импровизируя стихи на печальную тему, предложенную первым сказителем. Хосе Тринидад, видя, что разгоряченные трубадуры готовы сцепиться в рукопашной схватке, приказал снова запеть фулии, но Коромото, словно не слыша приказа, продолжал декламировать,