Читать «Бедный негр» онлайн - страница 66

Ромуло Гальегос

— Гнусная ложь и клевета! Выдумки плебса, которые повторяют грубые мужланы.

— Зато они спасают нас от разглагольствований горе-ораторов.

И сколько раз после подобной перебранки, затеянной священником, дон Фермин возвращался домой, давая себе слово никогда больше не ходить на тертулии к падре.

И только частые письма от сына рассеивали неприятные мысли, возникавшие у дона Фермина после очередной стычки с падре. Покинув секретарский пост, который послужил ему неким трамплином для прыжка в будущее, Сесилио остался в Европе, готовя себя к высокой миссии, на которую возлагалось столько надежд. Он встречался с выдающимися людьми своей эпохи, черпая из первоисточника великую науку политической деятельности.

Отец взволнованно читал и перечитывал помятые страницы сыновних посланий и, растроганно складывая их, бормотал:

— Отлично, сынок, отлично! Ты мне написал чудесное письмо.

И дон Фермин тут же отправлялся читать письма падре Медиавилья, заранее предвкушая, какое он доставит ему удовольствие. По дороге он думал: "И не столь прекрасно то, о чем он пишет, как то, о чем он умалчивает. Он уже в совершенстве владеет политической наукой. Интеллектуальный багаж моего Сесилио ляжет значительным грузом на весы, которые отмеряют судьбы родины. Сейчас чаша этих весов склоняется под тяжестью нового меча Бренна — копья генерала Монагаса".

Вот почему, когда разговор шел о письмах Сесилио, Росендо Медиавилья, глубоко уважая отцовские чувства друга, не извлекал на свет свою суковатую дубину.

Но были и сомневающиеся.

Сомневался капитан Антонио де Сеспедес, уволенный из армии с момента прихода к власти генерала Монагаса и снова обретавшийся в городе в качестве жениха Луи-саны.

Не слишком-то привлекательным рисовалось непримиримым олигархам их ближайшее будущее; они не были согласны с новой формой политической власти, которая вырисовывалась на горизонте, особенно это относилось к Антонио, отпрыску увядшего рода Сеспедес. В этом отчасти заключалась причина того, что возникшее еще в детстве любовное влечение Антонио и Луи-саны все еще не завершалось бракосочетанием.

Но истинная причина такой оттяжки заключалась в самой природе их любовных отношений, которые грозили перерасти в лишенную страсти холодную привычку.

Проведя день в самом приятном, исполненном очарования обществе Луисаны, Антонио, несмотря на все свои сомнения, на следующий же день готов был объявить о свадьбе, как вдруг все рушилось из-за неожиданного отказа невесты, обидевшейся на его шутку или банальное замечание. Оставив жениха стоять столбом посреди зала, она убегала к себе, громко хлопая дверьми.

То были вспышки, порожденные безрассудными мыслями, в которых она недавно призналась Сесилио. Мир вдруг становился маленьким и тесным для обуревавших ее огромных чувств: "Четыре стены, четыре ребенка". Безграничная серость жизни заурядной женщины, стирающей тряпки, укачивающей младенца. Нет, то не было ни просто разочарованием в Антонио, ни отсутствием у нее материнского чувства. Луисана сама сознавала, что все это было куда сложней, но никак не могла разобраться в своих же душевных переживаниях, и из множества мыслей, теснившихся в ее голове, оставались лишь обрывки фраз, выражающих духовную ограниченность и скудость: "Четыре стены, четыре привязанности на всю жизнь!"