Читать «Ах, эта черная луна!» онлайн - страница 151
Анна Исакова
— Все, — повторила Любовь, и в ее голосе прозвучало облегчение.
Юцер сел на землю. Он сидел, по-турецки скрестив ноги, и тряс головой.
— Вставай, — велел ему Гец, — надо идти звонить.
— Я убил человека, — жалобно протянул Юцер, — я убийца, я его убил.
— Ты не убил, ты защищал свою дочь. Он хотел ее убить. Убить. Убить.
— Я его убил, — сказал Юцер, — я убил. Я помню его ребенком. Он приходил к нам. У него больная мама.
— Ты защищал свою дочь, — повторил Гец.
На сей раз Юцер не ответил. Он не поднимался с земли и ничего не говорил, только тряс головой и дрожал.
— По-моему, папа сошел с ума, — всхлипнула Любовь.
— По-моему, ты свела его с ума, — хмуро ответил Гец. — Иди, звони в милицию, а я побуду с Юцером.
Судебное разбирательство было таким же быстрым, как и следствие. Юцер тупо молчал, Гец изложил согласованную с Любовью версию. Любовь ее подтвердила. Она плакала на следствии и в суде, ее подруга подтвердила рассказ Любови о нескончаемых угрозах Шурика. Чок рассказал о том, что случилось на пляже. Финку Шурика опознали его дружки.
Адвокат потребовал психиатрической экспертизы. На обвиняемого было жалко смотреть. Он не поднимал головы, дрожал всем телом и не вступал в контакт.
Как свидетельствовал пользовавший Юцера психиатр Гойцман, обвиняемый на протяжении многих лет страдал психической лабильностью, был склонен к периодам депрессии, сопровождаемой галлюцинациями. Так, в конце войны после сильного психического шока пациент пропал на несколько месяцев и на вопрос, где он был, рассказывал о полете на облаке.
— Никогда бы не подумал, — сказал судья, — я ведь был знаком с Юлием Петровичем не один год. Такой милый, образованный и воспитанный человек. Какое горе! Потерять такого человека из-за какого-то подонка!
26. Ангелы пыльных углов
Пьеса
Акт первый
(Служебный кабинет Геца. На запыленном столе папки, книги, журналы, какие-то шнурки, треугольники и квадратики. Гец, одетый в белый медицинский халат, сидит, развалившись, в кресле и ест яблоко. По другую сторону стола на стуле сидит Юцер. Он в синем больничном халате без пояса. Левой рукой придерживает полу распахивающегося халата, в правой — книга.)
Юцер (морщится): Дома ты никогда не чавкал. Это дань профессии?
Гец (со злорадной улыбкой): У моей профессии есть несколько плюсов. Одна из них — возможность расслабиться. Кроме того, пациенты обычно чавкают. Приходится идти на сознательное сближение.
Юцер (брезгливо): Зачем же чавкать, идя на сближение со мной? Это сближает не тебя со мной, а меня с покойной мадам Гойцман. Она уделяла столько времени твоим манерам!
Гец (посмеиваясь): А я ее перехитрил и стал психиатром. Кстати, тебе не следует ходить столь чисто выбритым. Тут это не поощряется.
Юцер (злорадно): Я — псих, и мне все можно.
Гец (надкусывает яблоко, потом вытирает сок со щеки рукавом белого халата): Одно из двух: либо ты псих, либо убийца. Если хочешь быть психом, отпускай бороду.
Юцер (спокойным тоном): И не подумаю! В последнее время я часто размышляю о власти мертвых над живыми. Обрати внимание: несчастный мертвый оборванец Шурик держит меня в сумасшедшем доме и даже может требовать от меня чавкать так, как чавкал он.