Читать «Арт-терапия. Йога внутреннего художника» онлайн - страница 80

Алексей Будза

«Искусный Молот чертил круги и квадраты точнее, чем с циркулем и угольником. Вещи изменялись, как в природе, с движением его пальцев, а его мысль на них не задерживалась. Поэтому его разум оставался целостным и не знал пут. Он забывал о своих ногах, лишь бы обувь впору; забывал о пояснице, лишь бы удобный пояс; в знаниях забывал об истинном и ложном, лишь бы были по сердцу. Не изменялся внутренне, не следовал за внешним, сообразуясь с каждым случаем. Начал сообразоваться, и, всегда со всем сообразуясь, он забыл о сообразности своего пристрастия к сообразности...

...Плотник Счастливый вырезал из дерева раму для колоколов. Любовавшиеся рамой поражались его искусству, будто сделали ее духи или боги. Увидел раму Луцкий царь и спросил:

190

Глава 4. Рождение внутреннего художника

Рис. 43. Ульрика Шульи. Умирающий феникс

191

Арт-терапия

Рис. 44. Ульрика Шульц. Возрождающийся феникс 192

Глава 4. Рождение внутреннего художника

Рис. 45. Ульрика Шулыд. Сила нежности

— Какой секрет помог тебе ее вырезать? — Каким секретом могу обладать я, ваш слуга, рабочий человек? И все же был один. Я, Ваш слуга, задумав вырезать раму

193

Арт-терапия

для колоколов, не смел напрасно расходовать свой эфир и должен был поститься, чтобы обрести покой. Постился сердцем три дня и уже не смел думать о получении мною, Счастливым, награды — ранга и жалованья; постился пять дней и уже не смел думать о хвале и хуле, удаче или неудаче; постился семь дней и вдруг забыл о самом себе, своем теле, руках и ногах. И не стало для меня ни царского двора, ни того, что отвлекало и смущало, исчезло все внешнее. И тогда я отправился в горы, в леса, приглядываясь к природному характеру деревьев. И в лучшем по форме и сущности дереве передо мной предстала воочию рама музыкального инструмента. Иначе пришлось бы от замысла отказаться. И тут я приложил руки, естественное во мне соединялось с естественным в дереве, и музыкальный инструмент был создан сосредоточием жизненной силы. Вот он!» [51, с. 248, 247].

О подобном творческом, медитативном состоянии говорят и мастера сумие.

«Некоторые художники доходят даже до того, что утверждают, будто вовсе не важно, за что принимает зритель мазки их кисти, т. е. чем неправильнее их поймут, тем лучше. Штрихи или пятна могут обозначать любой объект природы; это могут быть птицы, холмы, человеческие фигуры, цветы или все, что угодно; им это совершенно безразлично, как они заявляют. Это поистине крайность, ибо если их линии, пятна и точки оцениваются по-разному разными людьми — причем иногда совершенно не так, как сам художник предполагал вначале, — то какой толк от такой картины? Возможно, этот художник хотел бы здесь добавить следующее: „Только бы дух, которым проникнуто все произведение, был полностью постигнут и оценен!" Это доказывает, что мастера Дальнего Востока совершенно равнодушны к форме. Своей кистью они хотят выразить нечто такое, что их глубоко взволновало.