Читать «Аниара» онлайн - страница 38

Харри Мартинсон

И вот Шефорк натешился досыта, сполна воздав отказчикам-жрецам; четыре высшей мощности магнита распяли их за склонность к мятежам. С тех пор мы больше не ходили в залы, где Мима спит, где жертвенник потух и где надежда в муках умирала. Шефорк и тот почувствовал испуг. Он словно позабыл о диктатуре, старался скрасить наше угасанье, а палачей в самаритянской шкуре послал он обелять свои деянья. Как будто бы по воле чародея, он помягчел, он не жалел елея, он даже помогал больным и хворым и грел замерзших теплым разговором. 

94

Свидетельство о смерти

Враг всякой жизни, в раже самоедства сочащий пену бешенства дракон, сел в залах Мимы солдафон, который стер с лица земли народ Иголы, затем взошел на аниарский трон. Пожрал он сам себя, оставив только то, что само себя не стало жрать. Исчез он. Пол, под ним дрожавший, счастлив, Шефорк из Ксаксакаля звался он. 

95

Уже давно я царствовать не мог в зиянье между явью и химерой. Все поняли, где пол, где потолок, Иллюзий все хлебнули полной мерой. Корабль — огромный гроб из хрусталя. Всем видно направление движенья. Зал ужасов — снаружи корабля. Кого здесь тронет слово утешенья? А звезды из мильонномильной тьмы глядят на гроб, в котором мчимся мы — долины Дорис гордые сыны. И бьют от страха била наших душ в колпак прозрачно-ясного стекла — то скорбные звонят колокола. Мы к мертвой Миме жмемся все тесней. Долину Дорис затопило страхом. И я уже не сторонюсь людей. Стена меж нами пала в час страстей. 

96

Теперь и Руководство не скрывало, что гибель близко, но, касаясь темы, укутывало факты в покрывало из формул пятой тензорной системы. Меня с Расчетов и Прогнозов сняли, и сведений при том лишив, и дела. Но мне часы и маятник сказали, что на дворе давно завечерело. В холодном зале у могилы Мимы молился я неведомому богу, у мертвой вещи клянчил одержимо чудесного чего-то на подмогу. И вещь без всяких внешних проявлений в молчании мне тайну возвестила, и в подкрепленье этих откровений сиянье полыхнуло из могилы. 

97

Мы странствуем двадцать четвертый год. Воображенье сякнет, мысли снут. Мечтанья уничтожил неизменный, недостижимый звездный абсолют. Мечты признали всю свою ничтожность в чудовищном пространстве Газильнут. Затмение находит на людей. Реальности не видя пред собой, они бредут и спрашивают встречных одно и то же: как пройти домой. И к лампам льнут, толкутся перед светом, как мошки в долах Дорис поздним летом. 

98