Бок о бок вера с похотью идет,катит повозка в зал. Ее влечеттолпа лонопоклонников исправных.Вот хладный тирс подъяла Изагель,фонарь на нем зажгла. — Вот Либидельи причет из восьми либидниц славныхтворят молитву богу своему.Потом толпа, согревшись жаром жриц,погрузится в довольную дрему,и Изагель, упавший тирс подъяв,святые мощи Мимы фонаремтри раза тронет, как велит устав.Тростник ли шелестит? Нет, это Йаль,освободясь на время от страстей,припала к Миме, что-то шепчет ей,тревожа сей священный катафалк.Спокоен, светел юной жрицы взор:«О День из дней» — запел над гробом хориз Изагели, Либидели, Хебыи подхватившей этот гимн Тщебебы.
38
Зимой в своей гримерной в час полночныйсидела Либидель, отсоблазняв,ни часиков набедренных не сняв,ни будды-кошки — брошки напупочной.Между грудей согревшись, в полумраке сердечко-медальон горит красней, соски ее в блестящем черном лаке — два зеркальца для культовых огней.Давненько не мурлыкает тигрица, судьба в засаде ждет ее, как тать,ей предстоит со злоязычьем биться, отступников немилостью карать.Еще красива жрица, это ясно,но дни придут — всему свои пределы,—и бикинильник явит не соблазны,а лишь пороки вянущего тела.Уже от взглядов жрица укрывает последние к святилищу подходы, бирюльки из Ксиномбры украшают все то, что привели в негодность годы.А богомольцы между тем глазасты, иной тайком нет-нет да усомнится. Теперь при отправленье культа часто простаивает лоно главной жрицы.Расческу Либидель, дрожа, берет, и будда-кошка будто жжет живот. Но может быть, объем груди завидный и бедер красота — ее оплот — помогут продержаться ей хоть год, теперь, когда по всем приметам видно, что осень поджидает у ворот?Одета в дамастин и бархаталь,конфетка Йаль чуть-чуть в сторонке ждет.Она юна, ей времени не жаль.Однажды в звездопад, в свой лучший год,старуху Либидель заменит Йаль.