Читать «Андреевский флаг» онлайн - страница 72

– Погоди, сыне, про то уж молитва спета. Я ж сюда явился не с крысами Евангелие читать. Тебе и осталось-то – искру поднести, как песьи дети пожалуют. Поговорить с тобой желаю да душу твою грешную причастить. – Внимчивые глаза его сузились, словно всматриваясь в далекие воспоминания. – Ты говори, раб Божий, спрашивай… Я буду твоим поводырем.

– Батюшка, – с доверительной нотой в голосе начал Григорий, – лестно ли умирать за победу? Грех ли сие, нет?! Ведь жизни себя лишать… – Глаза Григория светились тем лихорадочным жаром веры, который горит в очах смертельно больных, жаждущих чудесного выздоровления.

– Не знаю… – Отец Киприян тяжело вздохнул. – Ты говоришь о сложных вещах, сын мой. Зато я твердо знаю другое… Так уж издревле повелось на Руси. Кто за Родину сражается, защищает дело правое, на жертвенный подвиг решается… тот бессмертен в доброй памяти и Богом прощен. Тебе ли не знати, ратному вою? От веку не бывало на Руси богатырей-предателей, трусов! И то истина! Вот и весь сказ. Да разве в самом тебе нет крепи? Стоит ли думать о сем на пороге Вечности?

– Благодарю, отец Киприян… – искренне ответил Григорий; вынул изо рта потухшую трубку и посмотрел на чубук, раздумывая, стоит ли его раскуривать или пора набить новую порцию табака. – Все верно, не судьба голову ищет – сама голова. Скоро уж конец веревке…

– Н-да, – горько выдавил батюшка. – Ты, похоже, ничего не боишься… А любишь ли кого? Какая у тебя радость в жизни?

Капитан замолчал, напрягая слух, а потом горячо молвил:

– Знаете, отец Киприян, иногда ныряешь в себя так, что перестаешь видеть дно. И вот тогда становится жутко: кто я, что я? Разное видится… многое пугает. Да только не тот я, батюшка, вернее, не весь таков. Вот и хочется в жизни сделать нечто крупное, важное, гордое… Верите мне?

– Как не верить, сыне? На пороховой бочке сидишь. Токмо не темней лицом, будто семерых съел. Бают люди: на сердитых воду возят. Вот ежели б в иной час ты исповедовался, сын мой, дал бы совет от сердца: берегись, такой характер, как твой, не гнется – ломается… Да только сие теперь уж не нужно. Время грехи отпустить да честью и верой окрепнуть. Смерти нет, сыне! Се не Афонька Крыков с народишком, а ты уходишь от них пред очи Господа нашего! Понимаешь ли? Ради их же спасения, ради достоинства православного и христианской любви! Ради воинской доблести, ради флага Андреевского!

Поп замолчал, точно прислушиваясь к своему гласу.

Григорий сидел притихший, уронив голову на грудь. Ранее он никогда не верил в крепкую, действенную силу молитв. Но теперь, под покровом придавившей его темени грядущего – молитва стала единственным щитом и опорой от сводящего с ума напряжения. Реальность, казалось, становилась запутаннее бреда. Он зачем-то пощупал свое ухо, крутнул ус. «Только бы не сорваться… не пасть духом… дотянуть!» В голове тысячами колоколов били молитвы Заступнице Богородице, защитнику всех моряков Николе Чудотворцу и всем прочим святым. «Ладно, будет печалиться… с кислой рожей в рай не пускают». Он выбил прогоревшую трубку о каблук и, уже обращаясь к священнику, сказал: