Читать «Англо-русский роман» онлайн - страница 110

— Спасибо тебе, море, я услышала, я постараюсь, — сказала Таня.

— What? What have you said? — спросил Дэвид.

— I just said good-bye to the sea. Let’s go home.

По мере подъёма в гору звуки уличной симфонии субботнего вечера постепенно стихли, и после сотни метров Таня и Дэвид оказались в тишине и почти полной темноте, за исключением небольшого островка света от единственного фонаря, освещающего три расходящиеся наверх улочки. Знакомое место, именно здесь одиннадцать лет назад их так удивительно и настойчиво свела судьба. В третий раз за два дня.

— Looking for the way to Glouster Crescent? — чуть насмешливо произнёс Дэвид.

Таня подняла на него глаза, и Дэвид впервые за всё это время увидел в них отблеск живого интереса, Таня смотрела на него так, как будто хотела лучше разглядеть после долгой разлуки.

— Волосы немного отросли, и ты опять стал похож на пирата, — наконец произнесла она.

А Белоснежка никак не хочет пробудиться ото сна, из которого её может вывести поцелуй принца, подумал, но не произнёс вслух Дэвид. Только нельзя спешить, ещё не время. «В отличие от тебя Влад поступил по-русски: он лучше меня знал, что мне нужно, просто был рядом, поддерживал и ждал», вспомнил он слова Тани, произнесённые во время памятной январской встречи в московском аэропорту. И сейчас у Дэвида было именно такое ощущение: он знал, что нужно Тане — забота и время, а с поцелуем можно и подождать, хотя конечно, очень хочется. Однако есть вещи, которыми можно выразить чувства ничуть не хуже поцелуя. И Дэвид попробовал, прочитав то самое стихотворение Пушкина про светлую печаль, которое он услышал от Тани много лет назад в аэропорту Хитроу.

На холмах Грузии лежит ночная мгла; Шумит Арагва предо мною. Мне грустно и легко; печаль моя светла; Печаль моя полна тобою, Тобой, одной тобой… Унынья моего Ничто не мучит, не тревожит, И сердце вновь горит и любит — оттого, Что не любить оно не может.

Услышав, как Дэвид читает «На холмах Грузии» по-русски, Таня замерла от удивления. И ведь хорошо читает, произношение довольно чистое, по крайней мере, лучше, чем в повседневной речи, видно, что специально выученное, и даже с выражением всё в порядке. Ай да Дэвид, ай да сукин сын!

— И что это было? — спросила она довольного произведённым эффектом Дэвида.

— Ваш любимый Пушкин. Помнишь, то самое стихотворение про светлую печаль, которое ты мне читала в Хитроу?

— Понятно, что Пушкин. Я спрашиваю, как ты его нашёл и почему выучил?

— Ну, это просто объяснить. После нашего расставания в 2005 я ушел из адвокатской конторы, и перешёл на работу в Ernst&Young. Так совпало, что сфера моей ответственности всё теснее связывалась с Россией: командировки, общение с русскими партнёрами, и мне волей-неволей пришлось учить русский язык. Конечно, скорее волей, чем неволей, потому что, во-первых, я люблю языки, мне они не сложно даются, французский — хорошо, итальянский прилично, немецкий, так средне, русский… Помнишь, ты когда объясняла мне про светлую печаль, сказала, что я быстро схватываю и легко смогу выучить русский? Это как раз и было «во-вторых»: я почему-то, без всяких на то оснований, конечно, надеялся, что мы когда-нибудь встретимся, и ты увидишь, что я выучил твой родной язык и оценишь.