Читать «Амадо» онлайн - страница 45

- А что за страсти-то? - оживился знакомому слову Бартоломео.

- Жажда накопления, лицемерие и борьба за абсолютное господство, - с грустью вздохнул Амадо. - Поэтому многие мудрые рукописи находятся в списке "Индекса запрещенных книг", утвержденном самим Папой еще в 1564 году.

- А такое не только в церкви встречается, - радостно возразил ему Бартоломео, - вот Вы возьмите любого человека: что ему, кроме денег и хлеба насущного нужно? Разве что еще больше денег, да свободы неограниченной, а это и есть в каком-то роде абсолютное господство, разве не так?

- Не должна церковь тень на себя бросать, - резко встав, перекрестился Амадо. - Святые отцы и монахи должны о душе человеческой думать и страдать о ней ежечасно, а они веками только индульгенциями торговали, слава богу, что тридцать лет назад отменили их, иначе и само понятие "грех" перестало бы существовать.

Имеющий свое собственное и довольно резкое суждение о людях и об их грехах, Бартоломео счел нужным промолчать и не впутываться в эти пространные разговоры о добре и зле, того и гляди - поругаются они с Амадо, и хоть он ему и слуга, а сдержаться Бартоломео точно не сможет, выскажет ему все, что он о церкви думает: а думает он, что обман это все, что человек самостоятельно свой путь найти должен, а там уж пусть каждый сам разберется, где зло, а где - добро, так что лучше не спорить, а сидеть себе тихо в уголочке и приказы несложные выполнять, как, например, вот этот - читать про испанский сапожок.

ИТАЛЬЯНЕЦ

Прихрамывая и угрюмо рассматривая четыре грубо сколоченных топчана вдоль серых стен, Амадо вошел в небольшую камеру продолговатой формы и со стоном присел на ближайший. Ну, просто королевские палаты, даже сукно на топчанах лежит, это, значит, чтобы от холода спасаться, а в испанских тюрьмах просто бросали на пол солому, кто первым схватит, тот и лежит. Остальные - на каменном полу улитками сворачиваются, только у улиток панцирь есть, а у них, как у слизней, нет ничего, одна одежда тонкая, да и ту иногда во время пыток в клочья рвали. Около маленького окна сидел бледный человек с темными густыми волосами, в светлом кожаном колете и темной рубашке, и на приветствие Амадо только недовольно поднял руку, давая понять, что видит, что заметил, но вот только несколько минут и закончит он, тогда уж поговорим. Второй заключенный лениво приподнялся на локте и, разглаживая ладонями заспанное грязное лицо, заговорил вполголоса, и по всему было видно, что уважает он Итальянца, хоть тот и младше его на несколько лет, но ведь не в возрасте дело, точно, не в возрасте.

- Монах Челестино, - тяжело выдавил он, - третий месяц здесь. Законы монастырские не соблюдал, сбежал, вот и мучаюсь здесь за грехи свои.

- Грациано, учитель, - представился Амадо и тут же отметил про себя, что непохож монах на голодного человека, у голодных - кожа другая и голос слабый, сколько он таких в жизни видел, по долгу службы проверяя камеры и казематы: раз в месяц - точно заходил, значит, всего около шестидесяти проверок наберется.