Читать «Агнец или Растительная овца» онлайн - страница 29

Они оборачивались сначала, в шаге немного оборачивались, и они спрашивали: что это вы имеете в виду? Мужчина попросил, чтобы они расселись вокруг него колесом, и разговор ехал. Он говорил об энергии смысловых машин, что можно наделать множество машин, использовать энергию смысла. Надо направить ее, придумать, куда направить, и пусть на этой энергии работают концептуальные станции или идет смысловоз; люди смогут перемещаться на энергии смысла, подключать себя к машинам или выращивать сумбурные овощи.

Они слушали его, а потом они сказали: да этот парень придумыватель! И они кинули ему золотые надежды, но он отвергал. Мне нужна только вера, пожалуйста, перестаньте кидать, и они говорили: дядя глупый, это и есть наша вера, и вскоре он, конечно же, принял их надежды, сидел и рисовал большие чертежи, писал тексты, и многие начали уходить с ним в алфавит, произносили какие-то буквы, а оползень все подступал, и они просили поторопиться, смотрели на него – серые лужи глаз, и кто-то забирал свою надежду, сначала один забирал, потом второй, и вскоре они все забирали: «мы погибнем, пока ты успеешь начертить, если ты думаешь, что это положительное, иди и сохрани себя внутри этого оползня».

– Да, иди и сохрани!

Так они решили и проводили его туда, в самую густоту хаоса, и он вошел в нее, и он купался там – радостно, любил эту волну, и уважение к непознанному сочилось из его ума, некоторая доза добра, но потом он вдруг попятился – назад, зашатался, и все увидели, как его покидает прежний смысл, мужчина обессмыслился и исчез, и они кричали опять, более разочарованные, чем обычно.

Слова переходили в предметы прямо на глазах, слова переходили в поступки, и люди падали, сбивая друг друга, люди зашивали свои горла. И дети плакали, а кто-то садился и руками за голову – солипсический шлем, и огромное будущее, далекое, двигалось прямо на них. Агрессивное бытие лезло на человека, и они раскрашивали лица, пучили глаза, надевали блестящие платья, чтобы как-то отпугнуть, но оно перло оттуда, прямолинейное, как враг: как они умели заговаривать явь, а теперь не умеют, а теперь – оползень.

Немногие оставались места, где можно было сохраниться осмысленным. Уцелела малюсенькая полоска, и кто-то начинал пить, вываливаясь сам, кто-то начинал уступать, и на его место приходили такие же. Сначала пытались уступать, но полоска все сокращалась, и тогда они начали драться, выпихивать других, придумывали какие-то стратегии.

Остались самые странные, установили ограждение – можно было смотреть только вдаль, и даже друг друга нельзя было замечать. Дежурили по очереди на посту, высматривали изменения. Где-то вдалеке блуждали сумерки, вдернутые в суточное движение, надломившиеся красным, выявляли себя протестом; сумерки-панки, едящие пирожки с земли, и становилось понятно, что оползень снова ужесточился. Надо было приготовиться, надо было смотреть изо всех сил.