Читать «Агнец или Растительная овца» онлайн - страница 30
Юна Анатольевна Летц
Вдруг кто-то на посту заметил шевеление, там двигался вертикальный силуэт.
– Это тот человек, который говорил про смысловую энергию. Он как-то уцелел!
Он уцелел! И они захотели пригласить его, но им пришлось бы убирать ограничения, и долго эти люди не могли утвердить какое-нибудь решение: довериться выжившему или оставить барьер; а оползень уже подходил. И они долго не могли разобраться между собой, говорили, в основном, скептически, но потом все-таки решили довериться, оползень был уже здесь, и стоило рискнуть, чтобы спастись. Они убрали барьер, и человек вошел туда, он встал с ними на одной полосе и говорил, показывая изрисованный лист.
– К сожалению, я ошибся. Это энергия, которая отделилась от мира… Раньше она была встроена в него, а теперь оказалась отдельно, и мы не сможем использовать преимущество смысловых машин или вырастить сумбурные растения… Это единственный кусочек, который остался, и когда оползень пройдет его…
– Что произойдет? Мир обессмыслится? Что? Скажите уже!
– Рытвища!
И они поняли, что он один из тех, кто производит ребрендинг, и они попытались устремить свои глаза в безопасную даль, вернуть ограничения, но было уже поздно. Какая-то женщина всхлипнула. Волна подступила к ногам и, словно задумавшись, выдержала паузу, но потом метнулась вперед.
В этом месяце его наказывали в четвертый раз. Когда Идвика привели, там уже стояли – люди, стояли на позоре, в основном, все наказанные, но иногда некоторые сами приходили: немного стояли и быстро выбегали за дверь, продрогнув от стыда, ведь это непросто вот так – выстоять на позоре, и каждый норовил заболеть возмущением личности, и каждый норовил что-то такое сказать:
Что-то торчало – руины, что-то: разрушенные планы, люди, разводившие шум, этикет канул, ходили на цыпочках, молчали отсутствием мыслей, не имели потерь. Разве что потерянное вокруг – мир вышел и выбросился в окружающую среду, а там уже ничего и нет, упал и разбился, ударившись пустотой. Город плотоядный и злой. Все эти продажники с выбитой душой. Запасная система ценностей – и та не сработала…
– Что вы несете? Да заткнитесь уже!
Он отвернулся и стал в свободном углу. Именно за такое бормотание Идвика и выводили на позор. Теперь он прижимался спиной к стене, выглаживая рукой затонувший рукав,
щурился и рассматривал остальных. Рынок репутаций и целая исповедь из колючих ям. Они стояли грустные такие, униженные. Кто-то опустил глаза, другой ежился, как слово перепутал, третий дышал так громко, как будто хотел выдышать всю свою силу. Какой-то сонный эстет ходил и вымерял кругозор. Еще стандартная пачка людей – ободранные шкафами, стояли, потупив взоры, стесняясь несовершенства своих одежд.
Люди стояли окоченелые, но довольно спокойные, хотя один из них ржал – скорее всего, в первый раз вывели. Стоял на позоре и ржал прямо в голос, разглядывая конфискованный хлам. Там лежал этот позорный конфискат: устаревшие приборы, плохая одежда, и можно было наблюдать – как музей; люди отдергивали руки, морщились, и сжигали их большими кострами, эти устаревшие вещи, но когда человека наказывали, ему давали одну из таких вещей, например, устаревший прибор, и он должен был пользоваться им целую неделю. И некоторые коллекции прошлого сезона заставляли примерять – стыд, и отсюда повседневные параноики, за которыми ходили по следам платяные шкафы, а в этих шкафах квадратный страх бедненькой пустоты, которая спряталась там, и ее не видят, ее обходят глазами, говоря:
