Читать «Аввакум» онлайн - страница 339
Владислав Анатольевич Бахревский
– Пока я Богу в дебрях молился, Енафа купчихой сделалась, – не без ревности, но и не без гордости сказал Савва.
– Все мы дети Судьбы, все мы рабы ее вечные. – Лазорев дотронулся до седины на висках. – Вот белы, а я, внутри себя, все тот же Андрюшка, матушкин ненаглядный сынок. Столько уж прожил жизней, столько смертей одолел, а все тот же.
И взъерошил волосы тихому Иове:
– Кем ты-то у нас вырастешь? Мельником, купцом, солдатом? В какие края тебя жизнь уведет, какой радостью порадует?
Иова отстранился от Лазорева, отошел в уголок, где, смежая глаза, вздремывала кошка, и поглядел на взрослых глазами не от мира сего. Он знал, кто он. И, улыбнувшись, потому что взрослые все равно бы его не поняли, раскрыл руки, как раскрывал он в тайном бору – крылья. И смежил веки, как кошка смежает, и не здесь был, а там… И ветер, неведомо откуда взявшийся в горнице, дышал ему в лицо и в грудь и шевелил никем не видимое оперенье.
Дверь распахнулась вдруг, и на пороге явился Лучка Тугарин с корзиной.
– Доброе здоровье всем, а я Иове обещанное принес.
Достал из корзины большую, в роскошном оперенье сову и посадил ее на плечо Иове. Сова сидела спокойно, а у мальчика подбородок сам собой задрался кверху – лесной государь.
Все улыбались, только кошка ползком-ползком да и шарахнулась под печку, как от веника.
Алексей Михайлович позвал к себе на Верх Паисия Лигарида и показал ему список с указа, который отправил своим воеводам на Украину и в Литву, где война не затихала.
Царский указ изумил Лигарида.
«Держись единогласного пения, аще и нужда приключится – не поспеть отпеть единогласно… И тебе бы, рабу Божию, творити по сему указу. Как застанет дело (сражение. –
Быстрый ум Лигарида решил сразу несколько задач, и преисполнился его лик и дух благоговением.
– Великий государь, нет на земле другого повелителя, который так бы заботился о бессмертных душах своих подданных. Я преклоняю колени перед тобою, царь над царями, – и преклонил колени.
Алексей Михайлович вспыхнул как маков цвет от удовольствия, но поспешил облачиться в мантию смирения.
– Я сам знаю, владыко, – не царское это дело учить воевод, как им надо молиться. Но что же мне делать, если патриаршее место вдовствует?
– Великий государь, церковное нестроение в России – зло губительное. Если сия крепость, на которую с упованием взирают с Востока и с Запада, с Юга и с Севера, зашатается, что же станет с православием? Патриарх Никон – пастырь великий, но он отгородился от тебя, царя, от паствы своей мнимыми обидами.
– Воистину так! – воскликнул Алексей Михайлович, страшно довольный. – Посоветуй, владыко, как спастись, как церковь спасти?
– О светлоокий государь! Я подал в приказ твоему боярину Семену Лукьяновичу Стрешневу челобитную на твое царское имя. Я припадаю к стопам твоим царским, прошу твое величество ради успокоения православного мира созвать собор о Никоне и пригласить на сей собор восточных патриархов: Константинопольского Дионисия, Антиохийского Макария, Иерусалимского Нектария, Александрийского Паисия, и пусть будет на соборе еще один Паисий, бывший патриарх Константинопольский, ибо он приезжал к тебе и к Никону и московские дела ему не в новость. Если же патриархи сами не поедут в столь дальний путь, пусть пришлют своих доверенных архиереев. – Лигарид чуть склонился, доверительно глядя царю в глаза. – Я знаю человека, который мог бы исполнить твое царское повеление обходительно и с успехом… Я говорю об иеродиаконе Мелетии. Он знает по-гречески, знает по-арабски, по-турецки.