Читать «Абсурдистан» онлайн - страница 108

Гари Штейнгарт

Смакуя шоколадки, я шел по пустым коридорам, пытаясь определить источник музыки. Наконец я обнаружил это место на последнем этаже. Оттуда доносились громкие мужские голоса, пытавшиеся перекричать друг друга, — казалось, там хотят произвести впечатление на женщину.

Я постучал в дверь своим большим кулаком.

— Мать твою так! — заорал голос с русским акцентом. Я обиженно опустил руку. Почему меня никто не любит? Но когда я отступил от двери, тот же голос пригласил: — Ну давай же, заходи.

В восторге от того, что там сменили гнев на милость, я отворил дверь и лицом к лицу столкнулся с этим коротышкой, русским эмигрантом Владимиром Гиршкиным. Этот студент-второкурсник ничего собой не представлял, но смотрел на меня сверху вниз из-за своего прекрасного американского акцента. Гиршкин был еще больше пьян, чем я, и его цветущий вид и козлиная бородка вызвали у меня отвращение. Рядом с Гиршкиным был Джерри Штейнфарб, будущий романист, в каком-то хипповом пончо, со значком «ДАЙТЕ МИРУ ШАНС».

Мощный вентилятор высотой в человеческий рост, стоявший у окна, создавал какой-то неестественный ветерок, что было приятно в удушающей жаре дортуара. Из вентилятора летели куски бумаги и картона, как кусочки картофельного салата — из моего рта на пикнике. Алеша-Боб, на котором ничего не было, кроме хлопчатобумажных трусов, скармливал вентилятору книгу в твердой обложке, и ее куски вылетали в окно, на прямоугольник, покрытый снегом.

— Умри, Пастернак, умри! — кричал он.

— Эй, Боб, — небрежным тоном обратился к нему Джерри Штейнфарб, — а что мне делать с тостером?

— Вышвырнуть его! — заорал Алеша-Боб. — На хрен он мне нужен? Я никогда больше не буду есть. Эй, ребята, взгляните-ка на это! Долбаная «Ада». Получай, Набоков!

— Хорошо, — сказал Штейнфарб и без сожаления выбросил тостер в окно, причем его слабая рука литератора напряглась под этим грузом.

— Привет, ребята, — поздоровался я и высморкался в рукав. — Почему вы выбрасываете все в окно?

— Потому что все нужно выбрасывать, — объяснил Штейнфарб. — Вот почему.

— Мы все приняли таблетки ЛСД, — вмешался в разговор Владимир Гиршкин, и взгляд его темных глаз за стеклами очков в черепаховой оправе был отсутствующим. — А теперь Боб избавляется от всего своего земного имущества.

— О, — сказал я. — Может быть, он буддист.

— О, — передразнил Штейнфарб, — может быть, нет. Может быть, он просто без всякой причины хочет послать все на хрен. Что, Миша, для тебя все нужно разложить по полочкам?

Алеша-Боб обратил свои расширенные зрачки в мою сторону и ткнул в меня указующим красным перстом.

— Ты Папаша Закусь, — сказал он, называя меня прозвищем, которое я заслужил своими подвигами в столовой. Я стоял в благоговении перед ним, почти раздетым и кажущимся совершенно здравомыслящим, несмотря на то что он занимался уничтожением всех этих красивых вещей, которые, наверное, купили ему родители. Это был новый вид еврея — супереврей, отрешенный от материального мира.