Читать «Абрамов. Дела российские» онлайн - страница 4

Второй учитель, имя которого я тоже с благоговением и трепетом называю, это Алексей Федорович Ка-лянцев — учитель средней школы. Это был человек невероятно ярких способностей, как я сейчас понимаю, но окончил он всего лишь учительскую семинарию. И после учительской семинарии целиком себя посвятил работе на ниве народного просвещения, пополнил армию тех, о ком у Некрасова сказано: сеяли доброе, вечное. Алексей Федорович приехал к нам юношей на Пинегу и сыграл, конечно, выдающуюся роль в просвещении пинежского населения. Он вырастил не одно поколение учеников, детей. Были тогда времена другие — особой роли, особого места учителя в школе. Алексей Федорович не только учил детей. Он учил взрослых. Тогда была кампания ликбеза, ликвидация безграмотности взрослого населения. И, конечно же, во главе этого дела стоял Алексей Федорович. Конечно же, он был и во главе самодеятельного театра. Он был естественник, химию преподавал, биологию, естествознание. Насаждение агрономических знаний среди крестьянства — конечно же, Алексей Федорович. И все, все — Алексей Федорович. Перед ним — таков уж был авторитет этого несравненного человека — благоговела вся Пинега. И бывало, когда в любой мороз — а у нас морозы подходя-

щие, и под сорок и за сорок -— проходит Алексей Федорович по главной улице райцентра, мужик, завидев его с той стороны, снимает шапку, обнажает свою лысину и кланяется. И конечно, старуха тоже отдает дань почтения народному учителю.

Алексей Федорович по своим знаниям, подчеркиваю, мог бы быть известным в науке, мог бы занять самую, мне кажется, лучшую кафедру в наших университетах. Но он предпочел удел народного учителя, удел бескорыстного, незаметного для других и мало поощряемого деяния...

Вот это мои самые главные учителя.

—    Один критик написал о вас, что вы лечите болью, вы согласны с ним?

—    Ну, я думаю, что тут почти даже нечего рассуждать: лечат ведь двумя радикальными средствами — радостью и болью. Радость — великолепное лекарство, но у радости есть одна слабость. Она сильных укрепляет и окрыляет, а слабых убаюкивает и расслабляет. В то время как боль, боль... Сказать человеку вовремя о его слабостях, о его самочувствии, о его недостатках, о зародышах какой-то беды, или боли, или хворобы, которые в нем сидят, — это очень хорошо. Очень хорошо. Я лечу, по-моему, двумя средствами: мне кажется, что в моих сочинениях есть и радость, ну, конечно, есть и боль. Ну как же без боли, как же не болеть за свое родное, кровное? Хорош был бы я гусь, а? А еще к этому добавлю, что лекарства более действенны не сладкие, а все горькие, как правило.

—    Какое место в вашей жизни занимают музыка, живопись, поэзия?

Занимают очень большое место. В живописи у меня есть очень надежные учителя, авторитеты, которых я очень люблю. Это наш выдающийся художник Андрей Андреевич Мыльников. Очень люблю я работы второго нашего ленинградца — Моисеенко. Совсем в другом духе пишет Шаманов. Шаманова люблю. Очень ценю работы, которые, к сожалению, не получают должного выхода к зрителю, работы моего друга, очень серьезного, думающего, мыслящего Евгения Мальцева. Нравятся мне некоторые работы художника, имя которого не очень громко звучит, а для некоторых совсем не звучит — Федора Мельникова. Я просто оплакиваю недав-