Читать ««Корабль изуверов» (скопцы-контрреволюционеры)» онлайн - страница 3

* * *

И снова вечер. Темный февральский вечер 1928 года.

Тихий говорок шелестит по комнатам тупиковского особнячка…

Кого ждут сегодня эти странные люди в саванах?

— Слыхали, сестрицы?.. Гостя высокого бог послал… Давненько не виделись!..

— Приехал батюшка, с самой Москвы приехал.

— А где-ж он?

— Ждут, кажную минутку прибыть должон… Вчерась за город выезжали, на Сиверскую — еще не вернулся.

— То-то будет нынче веселье духу: хороша жатва у господа-батюшки…

— Идет, идет!..

Пожилой человек с неподвижным безусым лицом проходит среди расступающейся толпы…

Пронзительно-спокойны его глубоко-запавшие глаза, чуть выдается вперед — жестоко и хищно — нижняя челюсть, и узкогубый, ниточкой, рот улыбается мертвой благостной гримасой…

В дальней комнате он встречается с человеком, приветствующим его почтительно, с каким-то невысказанным вопросом на устах.

— Здравствуй, здравствуй, голубь!.. Что? Сын?.. Сашенька!?. — вспоминает гость, и судорога сводит жестокой складкой его левую щеку. — Сподобился сын твой, сподобился… На белого воссел коня!..

— Ч-что… вы… сделали?..

Человек со стоном падает на колени и закрывает лицо.

— О чем сожалеешь, неразумный? Не плачь, не кричи! Крестись и радуйся, ликовать надобно!.. — с надменной плохо-скрытой досадой склоняется над ним гость.

Человек на коленях крестится и рыдает еще судорожнее и беззвучнее.

К ним приближается Лизавета Тупикова, какие-то старики с приторно-блаженными лицами, несколько молодых людей и девушек:

— Милости просим, гость дорогой!..

Гость оборачивается, и в пронзительных глазах его — жестокая мрачная радость. Не то окружающим, не то самому себе досказывает он какую-то свою медлительную и гордую мысль:

— Предопределено мне надеть двадцать белых риз — и вот восемнадцать надето, господи, во имя твое!..

* * *

Отгорает лето тысяча девятьсот двадцать девятого…

Августовский вечер уже незаметно перешел в темную полночь.

В переулке — тишина. Скупо светятся окна тупиковского особняка. Зарывшись в солому, повизгивает и скулит во сне цепной пес в своей будке. Ворота — на запоре.

Все разошлись давно. Допевает на столе самовар свою комариную длинную песню. Вкруг стола — вернейшие, приближеннейшие: немного — человек пять-шесть.

На дряблых одутловатых лицах — тень заботы и страха… Тягостное молчание прерывает вздох хозяйки, Лизаветы Яковлевны:

— Да, худые времена… И очень нам в вере нашей надлежит осторожность держать. Того и гляди — проследят, нагрянут, схватят, ушлют…

— Не это страшно… Не судьбы своей, а языка, своего бояться нам надобно. И клятву свою паче жизни беречь!..

— А уж нет-ли средь нас маловеров, да отступников? Ох, чует сердце беду…

— Никто, как бог!.. Помните только, братья и сестры: в случае чего — молчок да отказ!

Человек с голым черепом и реденькой, словно выщипанной, щетинкой сивых усов наставительно поднял вверх палец и, строго оглядев всех, повторил:

— Отказ да молчок!.. Спросят о чем — «знать, мол, не знаю». На очной ставке встретитесь — друг друга не признавайте: «в первый раз-де вижу»… Тайн корабля нашего не раскрывайте — где молимся, где богу радеем! Спросят о «печати» вашей — имен не сказывайте: валите все на стариков умерших, на прохожего странничка, на цыгана в лесу… А главное: как на допрос поведут — смотри следователю прямо в глаза. Так-то легче врать, не краснея… Советую каждому подготовиться, пока время есть. Делайте сами ежедневные упражнения перед зеркалом: чернильным карандашом нарисуйте на переносице точку и учитесь глядеть на нее, не сводя глаз… Помните: хочешь быть смелей — ври в глаза!..