Читать ««А я сойду по ягоду в Боярах...»» онлайн - страница 3

* * *

…Потому что мне теперь всё равно, Я сама себе теперь золотой, Я костяшка — ноль плюс ноль — в домино, Кубик Рубика, игрок с пустотой. Мне везде — эгалите, либерте, И любовь твоя мне не приговор, Потому что я не пойман — не вор, Потому что папа мой — Прометей. Золотой я — не прошу ни рубля, Только всякую динь-динь-дребедень, Потому что жизнь моя — дзинь-ля-ля, Шерри-бренди моя жизнь, трень да брень.

Morituri

Нам больно жить и страшно умирать. Октябрь палачом стоит и дышит В затылок, продолжается игра В слова, стихи, страницы вечных книжек — Не нами ли написаны они? А? Желчью, кровью, муторным несчастьем… Истерзанные пасмурные дни Идут в расход и рвут тебя на части, И ты скулишь — не гений, не пророк, Поэт безлюдных улиц, доходяга, Выбрасывая горсти жалких строк На белую и мёртвую бумагу: Чем — кровью, желчью, ревностью, бедой Октябрьской — ты их вывел, приневолил? Когда стоял, бессмертный, молодой, Ещё живой и плачущий от боли…

* * *

Что мы знаем? Попытку молитвы и стихотворства, Заугольный портвейн, оттого что душа болит, Повседневный угар — где мальчишество, где позёрство: Наигрался — умри, и другой твой путь повторит. И как ни было б стыдно за жизнь кое-как, халтуру, Всё одно — полетишь наверх легче мыльного пузыря. И простятся тебе твои игры в литературу, И простится им — всем — твоя кровь, пролитая зря.

* * *

Ни меча между нами, ни мужа — вообще ничего, Только что тебе чёрные-рыжие, с проседью, косы? Это годы и беды сгущаются над головой — Что тебе говорить, и какие к тебе-то вопросы?! И цветы на подушках под утро в солёной росе, И в груди, что стучало, стихает, почти каменея. Уходите вы все, говорю, отпустите вы все — И ты тоже иди, к той, другой, чёрт с тобой, да и с нею… Ожидание сводит с ума, и дарёный коньяк Неудачен, как часто бывают такие презенты. Мимо — эта весна, я желаю вам всяческих благ, Уходите, оставьте, какие ещё сантименты, Вспоминалки, шпаргалки, пластинка заезжена в хлам, Что-то в сердце хрипит — и игла подскочила, и снова: Besame, besame… что там дальше — неведомо нам, Не слыхать остального.

Минск