Читать «Эмансипированные женщины» онлайн - страница 68
Болеслав Прус
Боже правый, мыслимое ли это дело, чтобы мать и начальница пансиона терпела пытки, каким не подвергают ни одного преступника? Но так оно было на самом деле, и все получалось очень просто: она принимала участие в судьбе всех, за всех страдала. Страдала за своих детей, за чужих детей, за классных дам, за учителей, за прислугу — за всех! Они обязаны были только трудиться определенное число часов в день, а она должна была думать о том, чтобы прокормить их и обеспечить жильем, должна была заботиться об их здоровье и ученье, платить жалованье и следить за тем, чтобы все жили в мире. Все знали, что в определенное время получат сполна все, что им причитается, а она не знала, откуда взять на это деньги. Учениц надо было регулярно кормить, а их опекуны не думали о том, что за это надо регулярно платить. Прислуга работала спустя рукава, а спешила получить жалованье. Учителя и классные дамы строго критиковали малейший непорядок в учебном заведении, а сами и не помышляли о том, чтобы потрудиться и поддержать порядок.
Неужели так оно было, неужели и впрямь так было? И все эти требования предъявляли ей, женщине, обремененной двумя детьми? «И я терпела целую неделю?» — «Нет, ты терпела долгие годы». — «И никто надо мною не сжалился, никто даже не знал, как я тружусь и страдаю?» — «Никто не подозревал и даже не пробовал догадаться, что ты страдаешь; напротив, все завидовали твоему счастью и судили тебя беспощадней, чем преступника. Ведь тот совершил преступление, а за тобой нет никакой вины, тот имеет право на защиту, а тебе нельзя даже пожаловаться».
Но сегодня она уже свободна. Она имеет право просить подаяние, упасть на улице, лечь в больницу, даже умереть под забором со сладостным ощущением свободы, сознанием того, что сброшено бремя, которое сокрушало ее много лет! Что же это: новое рождение или воскресение из мертвых?
И когда она проникается этим чувством свободы, когда она утопает в блаженстве на мягкой постели, то видит, что кто-то внезапно преграждает ей путь и грубо хочет вернуть ее в пансион. В пансион? Да. И это делают ее собственные дети: Казимеж и Элена! Они молчат, но лица их суровы, и глаза устремлены на нее с укоризной.
«Дети мои, деточки, разве вы не знаете, как намучилась я с пансионом?»
«Нам нужны деньги, много денег!»
«Да, вы ничего не знаете, я все скрывала от вас. Но неужели вы так безжалостны, что еще раз приговорите мать к медленной смерти. Я жизнь отдам за вас, но спасите меня от мук, на которые не осудил бы меня самый жестокий тиран».
«Деньги, нам нужны деньги!»
Пани Ляттер просыпается и, плача, садится на постели.
— Дети, — говорит она, — это немыслимо!
Она вспоминает их маленькими, слышит их тоненькие голоса и видит слезы, которые они проливали над мертвой канарейкой.
— Дети мои! — повторяет она, уже совсем очнувшись, и вытирает глаза.
Она зажигает свечу. Только час ночи.
— Ах, это вино! — шепчет пани Ляттер. — Какие оно приносит страшные сны.